Лев Заборовский - Россия, Речь Посполитая и Швеция в середине XVII в.

Последним вернулся К. Г. Мачехин из Франции. В Париже заявили, что Людовик XIV желает мира между царем и Яном Казимиром. В ответной грамоте короля указывалось, что известие о русско-польской войне принято с неудовольствием, предлагалось согласиться на урегулирование, если польско-литовская сторона пойдет на это, давалось обещание воздействовать на варшавский двор в аналогичном смысле. Выдвигалась идея французского посредничества, если обе державы склонятся к мирным переговорам [82] К. Г. Мачехин выехал из Москвы 16 декабря 1653 г., из-за военных действий в Европе прибыл в Париж лишь 3 ноября 1654 г., принят 9 ноября, отпущен 27 ноября, добрался до Любека 31 декабря, где застрял еще на полгода. Грамота ЛюдовикаХ IV — царю, 29 ноября 1654 г. (См.: Французские дела, 1654 г., № 1, л. 86–90; Грамоты, № 5-а; Книги, № 3, л. 1 –109 об.). . Такая реакция была понятна не только в рамках давней французской политики создания антигабсбургского «восточного барьера» (Швеция, Речь Посполитая, Османская империя). Она зависела и от конкретной ситуации 1654 г.: трудная война с Испанией, неустойчивые отношения с Англией делали положение Франции затруднительным [83] Французские книги, № 3, л. 91–92 об., 107 об. — 108 об.; Поршнев Б. Ф . Франция, Английская революция и европейская политика в середине XVII в. М.: Наука, 1970, с. 139, 141–163. . Поэтому особое значение приобретал вопрос о союзе со Швецией и ее примирении с Речью Посполитой, что при успехе позволяло рассчитывать на вовлечение Швеции в конфликт на Западе [84] См. инструкцию французскому послу в Стокгольм III. д'Авогуру, 27 мая 1654 г.; Д. Мазарини — III. д'Авогуру, 15 октября 1654 г. Recueil, II, p. 8–13; Lettres du cardinal Mazarin pendant son ministére. Paris, 1890, t. VI, p. 642. . Русско-польская война явно мешала подобному исходу, противореча планам Франции. Отсюда практические шаги парижской дипломатии во второй половине 1654 г.: стремление добиться сближения Швеции и Речи Посполитой [85] Grönebaum F. Frankreich…, S. 13–14. и ответ К. Г. Мачехину.

Результаты русских посольств на Запад были достаточно благоприятны: изложили официальные взгляды царского правительства на «причины» войны; в Нидерландах и Швеции получили оружие. Лишь в Дании добились меньшего, чем ожидали. Не было никаких данных за то, что кто-либо из этих стран энергично вмешается в конфликт на стороне Речи Посполитой. Собранная гонцами информация тоже не вызывала особого беспокойства. В смысле влияния на ход русско-польской войны важнейшим был шведский комплекс. В Москве могли констатировать рост шведско-польских противоречий, усиление опасности столкновения двух держав [86] В конце 1654 г. об этом сообщил в Посольском приказе и И. де Родес (Шведские дела, 1654 г., № 4, л. 32–34). , но и ряд моментов, осложнявших внешнеполитическое положение Швеции: боязнь датско-нидерландского союза и особенно, несколько позже, бременскую войну, которую связывали с возможностью австро-шведских обострений [87] Голландские дела, 1653 г., № 7, л. 35–37,43–44; № 8, л. 26–27, 54–55; Датские дела, 1653 г., № 3, л. 81; Французские книги, № 3, л. 15 об. — 17; Шведские дела, 1653 г., № 4, л. 95–96, 99; № 5, л. 25–28, 77–81. Доходили и сведения об острой внутренней борьбе в Швеции (Малороссийские столбцы, № 13, л. 88–89, 167–168). . В 1654 — начале 1655 г. ни в одну из четырех стран не направили новых миссий. Видимо, царские дипломаты на первых порах не ожидали серьезного изменения политической линии этих государств и оценивали ее как вполне приемлемую. Как и ранее, московский двор предпочитал сохранить локальный характер конфликта с Речью Посполитой.

Последний тезис можно подтвердить анализом целей другой серии русских посольств на Запад, отправленных в новую группу стран в конце мая 1654 г., в иной обстановке, когда русско-казацкие армии двигались к границам Речи Посполитой [88] Посольства готовились с апреля (Прусские дела, 1654 г., № 1, л. 16, 33, 67–70). . К бранденбургскому курфюрсту и курляндскому герцогу поехали гонцы, соответственно подъячие Ф. Ф. Порошин и И. Старый, а к императору Фердинанду III посланники дворянин И. И. Баклановский и дьяк И. Михайлов. Поставленные перед ними задачи были сходны. Как и в конце 1653 г., во всех грамотах излагались «причины» войны с Речью Посполитой. Но теперь в фокусе внимания находился вопрос об отношении этих правителей к развертывавшемуся конфликту. В грамоте Фердинанду III говорилось о желании «содержать дружбу», выдвигалось требование ни в какой форме не оказывать поддержки Речи Посполитой и воздействовать в таком духе на курфюрстов [89] Грамота от 27 мая 1654 г. Послы везли также приглашение направить ответную миссию и «опасную» грамоту от 13 мая, ибо между двумя дворами давно не было официальных контактов (Памятники, т. III, с. 89–98, 117, 263–265). . Аналогичный постулат имелся в грамотах в Берлин и Митаву [90] Грамоты от 21 мая 1654 г. (Прусские дела, 1654 г., № 1, л. 16–27; Курляндские дела, 1654 г., № 1, л. 3–15). . Важной целью посольств была попытка добиться включения в текст ответных грамот новой «украинской» титулатуры царя [91] См. особенно: Памятники, т. III, с. 144–148. В отношениях со шведами данная проблема полуофициально была поставлена с конца марта 1654 г. (Шведские дела, 1654 г., № 1, л. 63–78 об., 96–109, 112–136, 140; № 3, л. 41–44). Показательно, что непризнание стокгольмским двором новых титулов не вызвало тогда протестов русских представителей. , что при удаче стало бы шагом к международному признанию Переяславского акта.

Была составлена относительно сходная программа для сбора информации. В центр ее выдвинули вопрос о возможности получения Речью Посполитой в 1654 г. или в будущем военной или финансовой помощи от каких-либо государств, как и о найме Яном Казимиром войск за рубежом [92] Последнее затронуто и в беседе думного дьяка Алмаза Иванова с И. де Родесом (см. сн. 27). . В Москве интересовались состоянием и перспективами взаимоотношений Австрии, Бранденбурга, Курляндии с Речью Посполитой. Посланникам поручалось также собрать данные о прочности мира между императором и Швецией, характере контактов Фердинанда III и других немецких правителей с иными державами, особенно с Францией и Испанией [93] Курляндские дела, 1654 г., № 1, л. 11–56; Прусские дела, 1654 г., № 1, л. 60–62; Памятники, т. III, с. 150–151. . Сопоставление новой программы с предыдущей (осень 1653 г.) показывает, что к середине 1654 г. шведский вопрос отошел на второй план сравнительно с польским. Это вызывалось двумя причинами: начиналась война; учитывалась новая информация о политическом положении в Европе, полученная, в частности, от уже вернувшихся из-за рубежа миссий. На авансцену вышла проблема отношений Стокгольма и Вены в явной связи с бременской войной. Очевидно, и сейчас русский двор полагал, что Швеция, отвлеченная в других направлениях, не сможет пока вмешаться в русско-польский конфликт. В остальном значительных изменений в сложившихся у московского двора представлениях не произошло.