Лев Заборовский - Россия, Речь Посполитая и Швеция в середине XVII в.

Вопрос о том, насколько реальным было достижение внешнеполитических целей стокгольмского двора даже в более скромных масштабах, решался позже в ходе Первой Северной войны. Но уже к лету 1655 г. появились первые симптомы, заставлявшие сомневаться в их осуществимости: не удалось нейтрализовать Нидерланды; уклончивую позицию заняла Дания; не желала способствовать усилению шведской роли на Балтике Англия, да и не могла из-за своего международного положения; требования об уступках в Восточной Пруссии лишь отпугивали Бранденбург; наконец, позже при переговорах в Москве оказалось, что правительство Алексея Михайловича заинтересовали шведские предложения в экономической области, но при соблюдении принципа взаимности в правах и привилегиях для купечества обеих стран [408] Шведские дела, 1655 г., № 3, л. 540–577; КМФ-9 (Швеция), ЗА–11, № 39, ч. II; Форстен Г. В. Сношения Швеции…, с. 253–254. , на что шведские феодалы не хотели пойти. Таким образом, реальность намеченной в Стокгольме системы союзов уже тогда была поставлена под сомнение. А без этого внешнеполитическая обстановка, в которой развернулась Первая Северная война, оказалась неблагоприятной для Швеции, хотя на первых порах это особенно существенной роли не играло.

Подготовка русских феодалов ко второй кампании войны с Речью Посполитой началась с конца 1654 — января 1655 г. Предусматривалась концентрация основных сил для действий на территории Белоруссии и Литвы, с тем чтобы с двух сторон, от Великих Лук и через Борисов — Минск, ударить на Вильно с последующим продвижением к Ковно и Гродно и далее к Бресту. Одновременно имелось в виду развивать наступление на Украине, в юго-западной Белоруссии и в направлении Слуцк — Новогрудок — Брест, а также в воеводстве Инфлянском к Дюнабургу (правда, лишь небольшим отрядом). Последнее показывает, что царские военачальники старались избегать активных боевых действий там, где это могло особенно обеспокоить шведских феодалов. Такое предположение подтверждается и эволюцией русской политики относительно Курляндии: от полунежелания подтвердить ее нейтралитет в январе 1655 г. до согласия на такой статус княжества с февраля — апреля 1655 г. Это произошло под влиянием просьбы Карла X о нейтрализации Курляндии и прямых переговоров с герцогом Яковом, во время которых он обязался ничем не помогать Речи Посполитой [409] Мальцев А. Н. Россия и Белоруссия в середине XVII в. М.: Изд-во МГУ, 1974, с. 76–81; Рухманова Э. Д . К истории переговоров о принятии Курляндии в подданство России в 1658 г. — История СССР, 1975, № 1, с. 158. Обязательство дано в грамотах герцога от 23 февраля и 4 мая 1655 г., царский ответ на первую — от 20 марта. Курляндские дела, 1655 г., № 1, л. 17–23; № 2, л. 1–5; Грамоты, № 1. См. также: Шведские дела, 1655 г., № 1, л. 1–2. . Таким образом, царские власти планировали занять Белоруссию, Литву вплоть до Ковно, еще не приобретенные земли на Украине, включая ее западную часть [410] Характерно, что в августе 1654 г. ко всему православному населению и церковным иерархам Брацлавского, Подольского и Русского воеводств были направлены специальные воззвания с призывом переходить в русское подданство (АЮЗР, т. XIV, с. 199–203). Поскольку главной боевой силой в операциях на Украине неизменно являлись казацкие полки, то очевидно, что Западную Украину предполагалось включить в основную украинскую территорию на базе Переяславского акта 18 января 1654 г. , а при отсутствии заметного сопротивления — и польскую Лифляндию. При этом они явно стремились провести свои военные операции так, чтобы не затронуть шведов. Более того, осторожность по отношению к ним возрастала на протяжении первой половины 1655 г. Обрисованные цели не были окончательными. Насколько можно судить по имеющимся данным, в дальнейшие планы Алексея Михайловича входило вторжение русско-украинских полков в собственно Польшу. Еще в августе — начале сентября 1654 г. посланники И. И. Ржевский и Г. К. Богданов поставили перед Б. Хмельницким вопрос о желательности похода объединенных войск через Луцк к Люблину. Вероятно, в таком случае объектом следующего удара становилась Варшава, так как к Кракову удобнее было продвигаться через Львов. В декабре 1654 — январе 1655 г. посольство А. С. Матвеева и Ф. Ф. Порошина предложило украинскому гетману идею марша общих сил не только на Минск и Вильно, но и далее на Варшаву [411] Сибирский приказ. Столбцы, № 1471, л. 55–61; АЮЗР, т. XIV, с. 1–6, 18; Документи, с. 378–380; Грушевський М . Історія України-Руси. Київ: Пролетар, 1931, т. 9, 2-я половина, с. 1028–1031; Мальцев А. Н . Россия и Белоруссия…, с. 45–47. В этой связи показательно, что в первой половине 1655 г. царские дипломаты не реагировали на настойчивое предложение императором своего посредничества между Россией и Речью Посполитой, хотя располагали соответствующими документами уже в феврале 1655 г. (Киев. Памятники, т. III, с. 175–182). .

Растущая настороженность русской дипломатии в связи с планами шведских феодалов объяснялась притоком новой информации о намерениях Карла X. Даже из сохранившихся материалов видно, что сведения о положении Швеции, расчетах ее правительства, о ее взаимоотношениях с Речью Посполитой поступали в Посольский приказ по разным каналам (от пограничных воевод, своих и зарубежных дипломатов, купцов, из иностранных «курантов» — газет того времени — и т. д.), были довольно обильны, точны и приходили с относительно небольшим опозданием. Разумеется, в Москве узнавали о некоторых фактах дипломатического порядка, о военных планах Карла X и пр., но не о тех целях, которые преследовал стокгольмский двор» начиная войну против Речи Посполитой. Так, уже в июле-августе 1654 г. здесь было известно об обострении отношений варшавского двора со стокгольмским в связи с протестом Г. Каназиля против перемены на шведском троне во время коронования Карла X. С июля — ноября 1654 г., но особенно интенсивно с начала 1655 г. и позже в Москву шли данные о широких военных приготовлениях шведского правительства [412] Малороссийские столбцы, № 13, л. 6–8, 30, 40–42, 74, 168; Шведские дела, 1654 г., № 1, л. 138–139; № 3, л. 141–142; № 4, л. 31–34; 1655 г., № 1, л. 25–26, 82, 87–88. , о его вероятных оперативных планах нападения на Западную и Восточную Пруссию, блокады Гданьска [413] Приблизительно с марта 1655 г. (Шведские дела, 1655 г., № 1, л. 7, 30, 49–50, 78–79, 82, 87). , вторжения в польскую Лифляндию и Литву [414] Некоторые, хотя и путаные сведения на этот счет поступали уже с октября 1654 г., более определенные — примерно с марта — мая 1655 г. (Шведские дела, 1654 г., № 3, л. 141–142; 1655 г., № 1, л. 25–26, 49–50, 87). Данными о возможности перехода Я. Радзивилла и Литвы под шведский протекторат в Москве располагали еще осенью 1654 г. ( Мальцев А. Н . Россия и Белоруссия…, с. 93). . Не позже чем с марта 1655 г. в Посольском приказе были осведомлены о концентрации шведских войск в Прибалтике, а с мая — и в Померании, в начале июня — о первоначальном намерении Карла X открыть боевые действия в мае этого года [415] Шведские дела, 1655 г., № 1, л. 25, 50; АЮЗР, т. XIV, с. 643; Мальцев А. Н . Россия и Белоруссия…, с. 80. . В конце июня 1655 г. царские власти располагали еще более определенными сведениями об оперативных планах шведских руководителей [416] В отписке из Новгорода от 23 июня (дата получения) говорилось о доставленной 9 июня русскими разведчиками за рубежом информации о предстоящем вскоре вторжении шведских войск в Польшу и Литву. В письмах шведского асессора А. фон Бюлова А. Л. Нащокину от 24 и 25 июня не только подтверждались эти данные, но и проявлялся весьма прозрачный интерес к действиям царских армий в бассейне Западной Двины и в направлении Вильно (Шведские дела, 1655 г., № 1, л. 40–42, 49, 138–141). . Приблизительно в начале мая 1655 г. поступила информация о провале миссии А. Морштына в Стокгольме, имевшей целью предотвратить войну, несколько позже — о политических решениях риксдага, утвердившего предложение Карла X о войне с Польско-Литовским государством и т. д. [417] Шведские дела, 1655 г., № 1, л. 30, 76–77, 82. В целом бесспорно, что уже с осени 1654 г., но в особенности с первых месяцев 1655 г., все получаемые Посольским приказом данные говорили о неосуществимости прежних расчетов на нейтрализацию Швеции в воине между Россией и Речью Посполитой. Приходилось считаться с реальной возможностью нападения шведских феодалов на последнюю.