Виктор Таки - Россия на Дунае. Империя, элиты и политика реформ в Молдавии и Валахии, 1812—1834 [litres]

Если данный документ аутентичен, его происхождение может быть связано с семьей Вэкэреску, чьи представители были проосмански настроены изначально и пытались сопротивляться политике России после 1828 года [1089] Документ не содержит даты и подписей. Опубликовавший его патриарх румынской историографии Николае Йорга отметил, что получил подлинник от ясского историка В. А. Урекя, который «полагал, что приобрел его вместе с библиотекой братьев Вэкэреску»: Ibid. P. 649, сноска. . Необходимо вспомнить, что Барбу Вэкэреску был членом временного боярского правительства, назначенного по случаю предсмертного состояния господаря Александру Суцу в январе 1821 года. Правительства, которое поддерживало связи с Тудором Владимиреску и «Этерией». После подавления восстаний Вэкэреску избрал проосманскую ориентацию и прибыл в Константинополь вместе с Григоре Гикой для того, чтобы просить Порту назначить природного господаря [1090] Минчаки охарактеризовал Вэкэреску как «восьмидесятилетнего старика, приобретшего знания посредством многолетней государственной службы, и достаточно сознательного, однако слабого характером и манипулируемого своим окружением»: Подробное обозрение княжеств // РГВИА. Ф. 438. Оп. 1. Д. 111. Л. 34 об. . Весной 1831 года он безуспешно попытался саботировать работу Валашского ревизионного собрания, в то время как его родственник Янку Вэкэреску ранее протестовал против отстранения митрополита Григория. Бояре Вэкэреску были вероятными авторами петиции, полученной Портой в марте 1831 года, о которой сообщал Киселеву Бутенев [1091] Гросул . Реформы в Дунайских княжествах. С. 253. . По крайней мере, такое действие вполне соответствовало бы подчеркнуто проосманской позиции, которую Вэкэреску избрали после поражения «Этерии», чтобы обеспечить назначение природного господаря, которым стал их союзник Григоре Гика. Смещение Гики в апреле 1828 года в результате вступления российских войск в княжества не могло не настроить Вэкэреску против России.

В то же время их отношение к Османской империи стало меняться после 1829 года по мере того, как стало ясно, что последняя не в состоянии бросить вызов российскому влиянию. Еще более усилившаяся зависимость Порты от России после заключения Ункяр-Искелесийского договора в 1833 году могла лишь подстегнуть их желание положить конец османскому сюзеренитету. По сообщению французского консула Лагана, во второй половине 1833 года «некоторые валашские бояре» были готовы выплатить России оставшуюся часть османской военной контрибуции в обмен на независимость [1092] Лаган – Брольи. 23 августа 1833 г. // Documente privitoare la istoria românilor / Ed. Hodoș. Vol. 17. P. 303. См. также: Буа-ле-Конт – Брольи. 17 мая 1834 г. // Ibid. P. 393. . Однако этот проект не только противоречил французской и британской политике сохранения целостности Османской империи, но и не нашел достаточного количества сторонников среди самих валашских бояр. Хотя Лаган неоднократно подчеркивал недовольство валахов и молдаван российским протекторатом, он сомневался в том, что авторы идеи выкупа независимости у Порты когда-нибудь наберутся смелости предложить такое решение османскому правительству [1093] Лаган – Брольи. 3 ноября 1833 г. // Ibid. P. 304. . Согласно сообщениям младшего коллеги Лагана в Яссах Мимо, некоторые молдавские бояре также желали выкупить у Порты право избирать господаря и поставить княжество под коллективную гарантию европейских держав, однако и они не могли набраться смелости предложить такое Османам [1094] Мимо – Брольи. 30 ноября 1833 г. // Ibid. P. 306–307. .

Таким образом, даже сообщения Буа-ле-Конта и французских консулов не вполне подтверждают утверждения румынских историков относительно якобы всеобщей популярности идеи объединения княжеств в начале 1830‐х годов. Вообще же данные сообщения не стоит принимать за чистую монету. Французские дипломаты не были беспристрастными наблюдателями. Напротив, они являлись участниками геополитической и идеологической борьбы, называемой Восточным вопросом. Их описания политических настроений в княжествах были инструментами этой борьбы в не меньшей степени, чем объективными свидетельствами существовавшего положения вещей. Вот почему сообщения французских дипломатов надо рассматривать не столько как доказательства всеобщей приверженности молдавских и валашских бояр этого периода идее объединения, сколько как проявления политической программы французских элит.

Данная политическая программа была плодом революции 1830 года. События трех июльских дней в Париже не только создали во Франции политический режим ограниченной монархии, подобный тому, что существовал в Великобритании, но и в конце концов привели к англо-французскому внешнеполитическому сближению. Последнее означало присоединение Франции к английской политике сохранения Османской империи как способа противостояния «русской угрозе». В то же время агенты Луи Филиппа более не были связаны контрреволюционными принципами эпохи Реставрации и охотно возродили те аспекты революционной и наполеоновской внешней политики, которые были совместимы с франко-английским сближением. В число таких аспектов входило продвижение идеи национальности в Восточной Европе в таких формах, которые бы не угрожали напрямую существованию Османской империи и, одновременно, могли в долгосрочной перспективе подорвать влияние России на Балканах.

Восточная политика России заключала в себе несколько препятствий для реализации такой повестки дня. Отказ царя от территориальных приобретений в Европейской Турции в 1829 году шел вразрез с идеей российского экспансионизма, характеризовавшей антироссийские настроения в Европе в этот период [1095] О британской русофобии в этот период см.: Gleason J. The Genesis of Russophobia in Britain: A Study of Interaction of Policy and Opinion. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1950. О том же процессе во Франции см.: Cadot M. La Russie dans la vie intellectuelle française (1839–1856). Paris: Fayard, 1967; Corbet Ch . A l’ ère des nationalismes: L’opinion française face à l‘inconnue russe (1799–1894 ) . Paris: Didier, 1967; Adamovsky E. Euro-Orientalism: Liberal Ideology and the Image of Russia in France, 1740–1880. Bern: Peter Lang, 2006. Общее рассмотрение западноевропейских взглядов на Россию в 1830‐х и 1840‐х гг. можно найти у: Malia M. Russia Under the Western Eyes. From the Bronze Horseman to the Lenin’s Mausoleum. Cambridge, MA.: Harvard University Press, 1999. P. 100–175. . Роль Николая I в кризисе 1832–1833 годов также подрывала представление о том, что разрушение Османской империи составляет заветную мечту России. Ее политика в Молдавии и Валахии представляла собой еще большее затруднение для противников Санкт-Петербурга в Восточном вопросе. Реформы конца 1820‐х – начала 1830‐х годов оказали «цивилизующее» воздействие на княжества, которое даже сам Буа-ле-Конт и французские консулы вынуждены были признать. Спонсором этих реформ и, соответственно, проводником «цивилизации» была «варварская» Россия, а не цивилизованная Франция. Этот парадокс не мог не добавлять желчности в сообщения французских дипломатов. Наконец, сами агенты Франции были не в состоянии предложить молдаванам и валахам никакой конкретной альтернативы. При всей своей личной симпатии к идее объединения княжеств они стремились прежде всего отстоять режим капитуляций как последний атрибут османского сюзеренитета над Молдавией и Валахией. Вот почему они были вынуждены охлаждать пыл тех немногих бояр, которые в конце 1820‐х – начале 1830‐х годов стремились избавиться от российского протектората посредством выкупа формальной независимости княжеств у Порты.