Саймон Рабинович - Права нации: Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

Первая мировая война стала поворотным пунктом в политизации российского еврейства. Депортации, бессилие властей, готовность прессы обвинять евреев во всех смертных грехах — в таких условиях становилось все труднее отождествлять себя с государством. Война ускорила отход евреев от русского либерализма, и этому процессу суждено было сыграть свою роль в политических решениях, принятых евреями в революционном 1917 году. Недовольство русским либерализмом в годы мировой войны в большой степени было обусловлено действиями кадетов в Государственной думе. Перед войной российские либералы защищали гражданские права евреев. Например, в результате активных обращений Винавера к лидерам кадетской партии в 1909 году требование эмансипации евреев было официально внесено в партийную программу. При поддержке некоторых других думцев кадеты в 1910 году подали законопроект, призывающий отменить черту оседлости. За законопроект проголосовали 165 депутатов — просто для того, чтобы публично выразить поддержку евреям со стороны либеральных кругов, поскольку все знали, что законопроект не пройдет [638]. Теоретически русский и еврейский либерализм, на политической сцене представленный кадетской партией, привлекал евреев больше, чем другие идеологии и другие партии. Кадеты выступали за равные права для евреев и в отличие от социалистических партий, как еврейских, так и нееврейских, отстаивали экономические интересы евреев и их право исповедовать традиционный иудаизм. Более того, сам факт наличия евреев — депутатов от кадетской партии во всех четырех думах говорит о том, что евреи могли по крайней мере участвовать в государственном управлении как члены кадетской партии, хотя начиная со Второй думы у евреев-депутатов практически не было иного выбора, кроме как присоединиться к кадетам.

Однако во время Первой мировой войны, хотя программа думского большинства — Прогрессивного блока, состоящего из либералов и умеренных консерваторов, — призывала правительство к постепенной отмене ряда антиеврейских ограничений и запретов, в реальности прогрессисты и либералы оказались глухи и слепы к преследованиям евреев со стороны военной верхушки, а порой даже принимали на веру обвинения евреев в предательстве [639]. В глазах еврейской общественности кадеты (включая и кадетов-евреев) последовательно демонстрировали неспособность защитить интересы еврейства; они всякий раз ставили во главу угла сохранение коалиции с октябристами и другими партиями, включавшими в себя откровенных антисемитов [640]. Формально кадетская партия защищала евреев, выступая против коллективного наказания и антисемитской демагогии о «шпионаже» [641]. Однако неудивительно, что многие евреи считали такую защиту совершенно недостаточной.

Переломным моментом, приведшим к глубокому разочарованию евреев, стало так называемое «дело о циркулярах». В циркуляре, подписанном исполняющим обязанности директора департамента полиции (входившего в Министерство внутренних дел), говорилось о еврейском саботаже, то есть об искусственном повышении цен на предметы первой необходимости и изъятии из обращения звонкой монеты. Второй же циркуляр, изданный Министерством финансов, предостерегал губернские власти: немцы совместно с «подкупленными» евреями намереваются «произвести в различных местностях империи посредством особых машин выжигание хлебов на корню». Министерские циркуляры призывали население быть начеку и сообщать о любых фактах и подозрениях. Оба эти циркуляра стали непосредственной причиной ареста сотен евреев. Двое думских депутатов-кадетов, Нафтали Фридман и Меер Бомаш, составили запрос к правительству, требуя объяснить, отменены ли или по-прежнему остаются в силе эти два циркуляра, обвинявшие евреев в экономическом саботаже, обострении продовольственного кризиса и подстрекательстве к революции [642], однако под давлением однопартийцев вынуждены были его отозвать [643]. Евреи, рассчитывавшие на поддержку со стороны лидеров российских либералов, чувствовали себя обманутыми в своих ожиданиях. Например, глава кадетов Павел Милюков в ответ на требование британских евреев сильнее надавить на российское правительство заявил: при всем сочувствии, проблема состоит в том, что российских евреев и их защитников в других странах удовлетворит лишь полная эмансипация, а это едва ли достижимо на данном этапе [644]. Из-за пассивности и беспомощности тех, кто должен был выражать интересы российского еврейства, российский либерализм утрачивал поддержку со стороны евреев.

Согласно юристу Якову Фрумкину, дело о циркулярах «оказало на еврейство в высшей степени деморализующий эффект» [645]. Фрумкин сочувствовал думцам и другим еврейским либералам (таким, например, как Максим Винавер), считая, что они делают все, что только можно в данных обстоятельствах. Вспоминая одно неофициальное собрание в 1915 году в Санкт-Петербурге, на котором присутствовали основатели кадетской партии Петр Струве и Павел Милюков, Фрумкин живо описывает кризис доверия между русскими и еврейскими либералами. Струве потребовал у Милюкова ответить, почему его газета «Речь» не клеймит депортации и прочие преследования евреев. Милюков ответил, что не делает этого, чтобы «не радовать Берлин». На это единственный, не считая самого Фрумкина, еврей среди присутствовавших, Иосиф Бикерман, заметил, что Милюков, может быть, и не хочет радовать Берлин, однако его тактика наверняка Берлин порадует и, возможно, даже поможет Германии выиграть войну [646]. Бикерман, по словам Фрумкина, пытался объяснить Милюкову, что, если либералы откажутся защищать евреев, это может вызвать непредвиденные последствия для самих российских либералов, для репутации правительства и для исхода войны. (Впрочем, Фрумкин писал это позже, уже зная, как развернулись события, так что, возможно, эти слова больше говорят о его собственном мнении, нежели о позиции Бикермана.)

Майкл Хэмм отмечает, что во время Первой мировой войны еврейский вопрос сделался для кадетов «несвоевременным»: они считали, что он чреват расколом и эта опасность перевешивает преимущества от поддержки евреев [647]. Однако политика кадетов по отношению к евреям была лишь отражением их общего недопонимания военно-политических реалий. Кадеты продолжали тешить себя иллюзиями грядущей победы и надеждами на сохранение территориальной целостности империи. (Точно так же они впоследствии заблуждались насчет слабости большевиков [648].) Сообщая в июне 1915 года о конференции кадетской фракции в Думе, «Еврейская неделя» отмечала, что, хотя эта партия и выступает за гражданское равенство и право на самоопределение всех народов России, она так и не высказалась напрямую о бедствиях, причиненных еврейскому народу, и о новой волне чудовищного антисемитизма, предположив вместо этого, что в будущем еврейский вопрос будет рассматриваться по справедливости. Как отмечает далее журналист, к сожалению, на конференции не оказалось пессимистов [649]. Отдельные либералы и в целом русская интеллигенция все же прониклись трагедией еврейства глубже, но позднее, во второй половине 1915-го — первой половине 1916 года, когда бесчинства военных стали еще ожесточеннее [650]. В этот период некоторые кадеты и русские либералы осознали необходимость противостоять все более оголтелым проявлениям антисемитизма и беззакония; к этому же выводу пришли и другие интеллигенты нееврейского происхождения и разных политических взглядов [651]. Однако самыми настойчивыми и последовательными защитниками евреев в либеральных кругах были сами евреи, в особенности Максим Винавер, которому приходилось одновременно доказывать лояльность еврейства и защищать кадетов от обвинений антисемитов, называвших кадетов «еврейской партией» [652]. Тем не менее кадеты, хотя время от времени критиковали правительство за его антисемитскую политику, принципиально не желали обвинять общество в целом, массы и даже военных в преследованиях евреев. Несмотря на убедительные свидетельства широчайшего распространения антисемитизма в армии, кадеты продолжали винить только правительство, утверждая, что оно провоцирует погромы, чтобы отвлечь народное внимание от своих провалов [653].