Сергей Куличкин - Ватутин

— Не надо, Таня. Ужинать не буду. Меня внизу ждут люди. Успею только побриться, попрощаюсь с детьми — и в дорогу...

Через пять минут выбритый, посвежевший генерал на цыпочках вошел в детскую. Едва касаясь губами, поцеловал горячие щечки дочери, потный лобик сына и несколько минут молча всматривался в родные лица. Сердце сжалось от тоски. Сзади всхлипнула жена, и он, взяв себя в руки, вышел из детской. Быстро поцеловал жену, взял чемодан, шинель. Уже в дверях еще раз обернулся и сказал:

— Не волнуйся, Танюша. Все будет хорошо. Вернусь с победой, береги себя и детей.

Из Москвы Ватутин со своей группой выехал на нескольких машинах. Пока ехали по городу, он мысленно перебирал в памяти последние данные по Северо-Западному фронту. Остатки 11-й армии и 27-я армия с боями отходили на Псков и Новгород, и Ватутин впервые подумал об угрозе Ленинграду. 8-я армия, окончательно потеряв связь с другими войсками фронта, отходила на север к Таллину. Создавалась угроза главной базе Балтийского флота. А где же немцы? Где наши войска? Неужели никто не смог противостоять врагу? Да нет, есть сведения о достойном сопротивлении.

«Все, хватит себя терзать!» — подумал Ватутин. Машина вырвалась на Ленинградское шоссе.

— Дуй что есть силы, — сказал он водителю и закрыл глаза. Сон мгновенно сморил его...

Не полностью укомплектованные 8-я и 11-я армии Северо-Западного фронта выдержали небывалой силы удар группы армий «Север» генерал-фельдмаршала фон Лееба. 1389 танков и 1070 самолетов, почти 8000 орудий и минометов, более 650 тыс. солдат, опьяненных победами в Польше и во Франции, ринулись на территорию Советской Прибалтики. Противник имел двойное превосходство в личном составе и полуторное в артиллерии, не говоря о качественных параметрах оружия. Удар был настолько силен, что уже на восемнадцатые сутки войны Северо-Западный фронт потерял Литву, Латвию, часть территории РСФСР. Создалась угроза выхода противника через Лугу к Ленинграду, подступы к которому с юга были практически не укреплены и не прикрыты войсками.

И все-таки несправедливо говорить о полнейшей неспособности войск фронта к сопротивлению. Там, где войска успели занять оборонительные рубежи, они сражались стойко и наносили противнику значительный ущерб. Части дивизии полковника Голубева 23 июня перешли у Таурогена в контратаку, разбили противника и гнали его 18 километров. К сожалению, не имея поддержки, дивизия вынуждена была отойти. Насмерть стояли 67-я стрелковая дивизия и моряки под Лиепаей. Южнее Шяуляя противотанковая бригада полковника Полянского остановила врага и сорвала все его попытки ворваться в город. Первый бой принял и полковник Черняховский, будущий полководец этой войны. Его 28-я танковая дивизия не только остановила врага в районе Колтинекай, но и вклинилась в его боевые порядки более чем на 5 километров, уничтожив при этом 14 танков, 20 орудий и около полка пехоты. Юго-западнее Шяуляя он долго сдерживал противника, обеспечив отход 8-й армии на рубеж Западной Двины. Успешные боевые действия 27-й армии генерала Берзарина и механизированного корпуса генерала Лелюшенко тоже нанесли противнику значительный урон.

Несколько лет спустя, в 1947 году, на процессе над военными преступниками в Полтаве бывший командир танковой дивизии СС «Мертвая голова» Гельмут Беккер свидетельствовал: «В первый же час войны мы двинулись из Восточной Пруссии в Прибалтику, рассчитывая безостановочно идти к Ленинграду. Достигнув Двинска, дивизия вынуждена была остановиться. В этот день мы вели тяжелый бой, и поле боя осталось за нами, но мы заплатили очень дорогой ценой за победу. За всю войну во Франции дивизия не имела таких потерь. Я хотел узнать, как русские строят оборону, и со своими офицерами обошел поле боя. Мы увидели высокое искусство инженерных сооружений и особенно маскировки: подходя к самым огневым позициям, трудно было их заметить. В окопах у пулеметов и на огневых позициях батарей лежали стрелки и артиллеристы, не покинувшие солдатского поста и раздавленные нашими танками. Силу огня русской артиллерии мы узнали сразу. К этому прибавились действия танков КВ и Т-34, против которых были бессильны немецкие танки Т-III и T-IV. Здесь я впервые увидел, что русские закапывают танки в землю и тогда их можно подбить только с ближней дистанции с большими для себя потерями...»

Если бы на этот героизм наложить четкую организацию и управление войсками, итоги даже первых боев были бы иными. В отчетных документах 3-й танковой группы немцев указывалось: «Не было никаких признаков целеустремленного и планового руководства войсками противника в целом, сопротивление оказывалось отдельными, разобщенными друг от друга вражескими группами. Многочисленные укрепления были недостаточно обеспечены гарнизонами или же не имели их вовсе. Там, где противник встречался, он оказывал ожесточенное и храброе сопротивление, стоял насмерть». [1] Центральный архив Министерства обороны (далее — ЦАМО). Ф. 500, оп. 12478, д. 231, л. 5.

Вот для восстановления целенаправленного и планового руководства и спешил на фронт Ватутин. Проснулся он, когда машина уже свернула с Ленинградского шоссе на проселки и, петляя лесными дорогами, устремилась к Псковскому шоссе. На нем творилось что-то невообразимое. По шоссе, обочинам вперемежку с беженцами отходили разрозненные подразделения и просто группы солдат. Полковые двуколки перемешались с крестьянскими подводами, велосипедами, тележками обывателей. У мостов бурлили непробиваемые пробки. И над всем этим скоплением людей кружили самолеты со свастикой. Разрывы бомб и пулеметные очереди на какое-то мгновение разгоняли толпу, но, едва самолеты уходили, она вновь собиралась у моста. Возле одной из переправ Ватутин не выдержал, приказал остановиться и направил офицеров для наведения порядка. Сам же подошел к группе бойцов, расположившихся чуть в стороне у дороги.

Увидев генерала, вскочил молоденький лейтенант и подбежал с докладом, но Николай Федорович остановил его:

— Отставить, товарищ лейтенант! Откуда люди?

— Из-под Даугавпилса, товарищ генерал. Трое суток стояли насмерть, потом немец обошел и подавил танками. Вот, можно сказать, что осталось от полка. — Лейтенант показал на несколько десятков бойцов. — Вы не думайте, что мы бежим. Нам бы какой сборный пункт, ведь с нами знамя полка.

— Хорошо, лейтенант. Будете отвечать за порядок на переправе. Всех проходящих бойцов отправлять к Пскову, там будет открыт сборный пункт. Выставить боевое охранение, пулеметы. Пока я оставляю с вами своего офицера. Скоро пришлю подмогу. За знамя — спасибо!

С большим трудом нашел Ватутин в лесу южнее Пскова штаб Северо-Западного фронта. Лес после бомбежки горел, зияли свежие воронки, распространяя удушливый запах взрывчатки, белели посеченные осколками стволы деревьев. Некоторые, вырванные с корнем, создавали причудливые завалы. Несколько палаток, штабных машин, медпункт опутывали висящие прямо на ветках деревьев телефонные провода. Вокруг расхаживали люди. Все это лишь отдаленно напоминало штаб какого-нибудь тылового формирования, но уж никак не орган управления войсками фронта.