Коллектив авторов - Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Хотя дискурсивная легитимация «просвещения» и создавала благоприятные условия для образовательного прожектерства, из самой необходимости «просвещения» автоматически не следовала необходимость именно школы в ее современном понимании – как учреждения. Показательна в этом отношении судьба знаменитой Славяно-греко-латинской академии, основанной в Москве в 1685 году Иоанникием (1633–1717) и Софронием (1652–1730) Лихудами 106. В молодости братья изучали философию и теологию в Венеции под руководством Герасима Влаха, ведущего греческого интеллектуала своего времени, а также в так называемом Котуннианском коллегиуме, прямо основанном на модели коллегиума Св. Афанасия в Риме. После этого они провели девять лет в Падуанском университете, где Софроний получил в 1670 году докторскую степень, и, возможно, какое-то время преподавали затем у себя на родине в Греции. В Москве братьев именовали учителями «высоких наук», и, в самом деле, с точки зрения программы основанная ими школа на несколько порядков превосходила все предшествующие ей образовательные инициативы; под руководством Лихудов и их преемников академия открыла новую эру в истории образования в России и в истории российской культуры. Хотя здесь преподавали также и базовые навыки, то есть славянскую грамоту, братья воспроизвели в своей школе программу современных ей западноевропейских коллегиумов, включая греческий и латынь, риторику, философию, логику и даже физику. По сути, мы имеем дело с православной репликой нормального иезуитского колледжа; более того, академия стала также первым учебным заведением в России, получившим специально для нее построенное здание. Многие ведущие интеллектуалы и администраторы петровского поколения учились именно здесь или были так или иначе связаны с этой школой.

Конечно, школа Лихудов финансировалась московскими властями, а конкретнее, средства поступали из Патриаршего приказа; патриарх же оказывал братьям и политическую поддержку. Однако, как и в случае более ранних образовательных предприятий, московские власти занимали здесь пассивную позицию. Само прибытие братьев в Москву следует рассматривать в более широком контексте русско-греческих связей, включая постоянный приток в Россию греческих церковников, переводчиков и сборщиков милостыни. Часто можно встретить утверждения, что именно царь попросил патриарха иерусалимского Досифея II прислать к нему учителей: таким образом, инициатива устройства академии исходила якобы из Москвы. Но никаких прямых свидетельств такого запроса нет: о нем мы знаем лишь со слов самих Лихудов и Досифея, которым, разумеется, такая версия была выгодна 107. Более же критическое прочтение источников заставляет в ней усомниться: гораздо вероятнее, что сам Досифей отправил Лихудов в Москву в надежде, что они станут его агентами при царском дворе. Во всяком случае, отсутствие документальных следов официального приглашения братьев со стороны московских властей уже само по себе показательно, хотя, конечно, этого и недостаточно, чтобы полностью исключить возможность такого приглашения.

Не находим мы в источниках и никаких указаний на попытки царя или патриарха влиять на содержание или методы преподавания в академии. После того как Сильвестр Медведев потерпел в 1689 году поражение в придворной борьбе, ни московские государственные мужи, ни сами учителя никакого интереса к его «Привилегии» не проявляли. Документ этот создавался как орудие политической интриги и с крахом этой интриги потерял всякую актуальность: у нас нет никаких оснований считать, что он выражал какую-то образовательную программу, разделявшуюся московской правящей элитой. В частности, «Привилегия» вообще никак не повлияла на последующее устройство школы Лихудов, которая не имела ни формализованной структуры управления, ни независимой ресурсной базы, ни, разумеется, предусмотренной Медведевым автономии. Более того, даже сам образ основанного Лихудами заведения как Славяно-греко-латинской академии является историографическим конструктом: термин этот начинает применяться к ней лишь в позднейших источниках, ретроспективно. В современных же ей документах она именуется просто «школами» (во множественном числе), и, как и в случае более ранних училищ, официальные источники упоминают ее только в связи с финансовыми операциями. Все имеющиеся у нас свидетельства указывают на то, что организация школы, содержание и методы преподавания в ней отражали исключительно личные предпочтения и предшествующий опыт самих Лихудов. Что же касается московских властей, то с их собственной точки зрения они, видимо, вовсе не основывали какую-то «академию», а просто нанимали учителей-«мастеров», как это делалось и ранее.

Наконец, даже если допустить, что патриарх Иоаким и был, как полагают некоторые исследователи, сторонником программы «просвещения» в целом, поддержка, которую он оказывал Лихудам, неизбежно становилась элементом его политической борьбы с Сильвестром Медведевым: продвигая альтернативный медведевскому образовательный проект, он тем самым демонстрировал свое влияние и свою способность дать окорот оппоненту. Даже месторасположение каменного здания академии было частью политической игры: Иоаким лично выбрал для нее площадку в Заиконоспасском монастыре, настоятелем которого был Медведев, символически обозначая тем самым свое верховенство по отношению к амбициозному монаху и его образовательным затеям 108. Но, несмотря на это, возведение специального каменного здания, как выясняется, не было результатом какой-то особой щедрости со стороны главы церкви. Наоборот, оно стало возможным благодаря творческому присвоению средств, завещанных Мелетием Греком, монахом, торговцем и учителем, на совсем иные цели. Разбогатев на коммерческих операциях, Мелентий назначил Лихудов своими душеприказчиками: монах хотел, чтобы его средства были потрачены на выкуп христиан из турецкого плена и на призрение сирот. Братья, однако, сговорились с патриархом и получили разрешение, вопреки воле покойного, перенаправить 2008 рублей на постройку здания для возглавляемого ими училища 109. Иными словами, первое специально предназначенное для обучения здание в Москве было сооружено на частные средства.

Царствование Петра I открыло, разумеется, новую эпоху в истории образования в России. Это было время резкого, громадного расширения участия правительства в финансировании обучения: к началу 1720-х годов казна оплачивала учебу уже многих сотен учеников; на эти же годы приходится и активное экспериментирование с новыми организационными формами в образовании. Сам Петр, однако, сформировался, конечно же, в рамках московской традиции обучения через наставничество. В самом деле, как ребенок он и не мог столкнуться с каким-то иным способом обучения: подобно его отцу, Алексею Михайловичу, и его старшим братьям, он учился – разумеется! – не в школе, а у учителя-«мастера» 110. Более того, в его случае наставник этот, Никита Моисеевич Зотов (1645?–1717), был не книжником, не «школьным» учителем, а бывалым приказным дьяком 111. Речь, разумеется, не о том, что образование Петра было каким-то устаревшим, поскольку его учил частный наставник: нет, именно так учили принцев и магнатов в Европе на протяжении всего XVIII и даже XIX века; в этом отношении история обучения Петра была совершенно нормальной для его времени и его статуса 112. Дело в другом: поскольку у него самого не было (и не могло быть) возможностей лично столкнуться со школьными формами обучения, это не могло не отразиться и на его восприятии – вернее, неготовности к восприятию – «правильной», институциализированной школы.