Коллектив авторов - Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Предложения эти, похоже, были сформулированы по итогам встречи Сент-Илера с самим царем, в ходе которой предприимчивому французу удалось нащупать интересовавшие Петра темы. Составив свои прожекты, авантюрист принялся осаждать с ними царских приближенных. «Августейший и мочнейший кесарь, – писал Сент-Илер Петру 2 марта 1715 года. – Всепочтенно представляю вашему освященному величеству, что по вашим указам толкования двум пунктам вручил я господину Остерману тому [как] две недели есть. Тому 8 до 10 дней есть как имел я честь подать о том же копию господину Великому Адмиралу [Апраксину]» 337. Бросается в глаза неопределенность планов барона на этом этапе: он изучает придворный контекст и нащупывает возможные направления прожектирования. Помимо уже поданных им предложений, он ведет речь также о возможности разработать «какой-нибудь трактат о торговле при гишпанском дворе» и о своем намерении выучить русский язык, чтобы говорить с «кесарем» напрямую, без переводчика. Ссылаясь на свои предыдущие похождения, француз теперь просит Петра принять его в русскую службу «в том же чине и жалованье, которое я имел в службе римского кесаря» 338. Впрочем, уверенности в успехе прожектов нет: в марте Лави сообщал, что Сент-Илер планировал отправиться в Лондон, и что его невеста раздобыла для него у кронпринцессы Шарлотты рекомендации к английскому двору 339. Очевидно, барон пытается подстраховаться: если российские предприятия окончатся ничем, он постарается использовать матримониальный успех в Петербурге как трамплин для нового раунда прожектерства в Англии.

Хотя прожекты Сент-Илера могут показаться абсурдными, при ближайшем рассмотрении они представляются словно склеенными из вполне реальных фрагментов, подсмотренных наблюдательным бароном в Петербурге. Возьмем «адриатический» прожект: идея строительства кораблей для русского флота на Адриатике звучит совершено завирально. Но, как известно, именно в эти годы князь Борис Иванович Куракин и Федор Салтыков по приказу Петра строят новые и покупают готовые корабли для российского флота в Голландии и в Англии 340. И примерно тогда же, когда в Санкт-Петербурге появляется Сент-Илер, Лави сообщает о миссии Жана Лефорта, отправленного Петром рекрутировать в Европе ремесленников на строительство Петербурга 341. Эти планы воспринимаются французским правительством вполне серьезно и вызывают даже легкую панику в Совете морского флота, подогреваемую все тем же Лави и французским консулом в Данциге 342. Примечательно, что один из нескольких французских торговых кораблей, добравшихся-таки в 1715 году до Санкт-Петербурга, был гружен именно вином и водкой: узнав о его прибытии, Петр лично прибыл на борт и дегустировал напитки 343. Наконец, развернуться «адриатический» проект должен был в тех же самых краях, где барон ранее отметился своими похождениями. В июле Лави доносил, что Сент-Илер переписывался с французским консулом в Мессине, которую он посещал перед тем, как отправиться в Россию, и которая теперь должна была стать ключевым пунктом в предполагаемом предприятии 344. Кажется, даже идея найти себе невесту со связями при дворе могла быть «подсмотрена» наблюдательным бароном: 28 января, буквально через несколько недель после его прибытия в Санкт-Петербург, там состоялась свадьба другого француза, Никиты Петровича (Франца) Вильбуа, с придворной дамой, внешняя непривлекательность которой, по словам Лави, компенсировалась ее обширными поместьями в Ливонии и Эстляндии 345.

Решение Сент-Илера сделать предметом одного из своих прожектов именно корпус морской гвардии возникло, разумеется, тоже не на пустом месте: нет нужды говорить, что вопросы, связанные и с обучением дворянства, и с организацией французского флота и адмиралтейского ведомства, представляли для Петра огромный интерес. Как раз в 1714 году были изданы знаменитые указы о создании цифирных школ в провинциях и о запрете жениться дворянам, не освоившим арифметику; всем недорослям в возрасте от 13 лет и старше было приказано явиться в новую столицу на смотр для определения на службу или в учебу 346. Только лишь в период с марта по май 1715 года Петр лично провел не менее дюжины таких смотров молодых дворян, через которые прошло несколько сот человек 347. К этому времени ему уже могло быть известно об организации обучения французских гардемаринов и о французских морских регламентах – например, от все того же А. А. Матвеева, который упоминает о них в своем отчете о посольстве во Францию в 1705–1706 годах 348. В самом начале 1714 года кн. Б. И. Куракину было поручено раздобыть копии всех уставов и регуляций французского флота, и в марте 1714 года «ордонанция французская адмиралтейству» была направлена Петру 349. Судя по всему, речь идет как раз о том самом уставе «Ordonnance de Louis XIV pour les armées navales et arsenaux de marine» от 15 апреля 1689 года, который ранее использовал и Матвеев в своем посольском отчете 350. В сентябре того же года Петр поручил Конону Никитичу Зотову (1690–1742), морскому офицеру и сыну своего собственного бывшего учителя, перевести этот документ на русский; перевод был готов к концу ноября 351. Наконец, 24 января 1715 года, т. е. через несколько дней после встречи с Сент-Илером в Санкт-Петербурге, Петр велел Конону Зотову самому ехать во Францию, вступить там в морскую службу, «присматривать» все касающееся адмиралтейства и флота, «все, что ко флоту надлежит на морю и в портах, сыскать книги» и их перевести 352. Иными словами, Петр был, безусловно, заинтересован в организации преподавания навигации и в обучении своего дворянства. Тем не менее до его встречи с Сент-Илером намерение открыть именно морскую академию нигде в известных нам источниках не упоминается.

В этом контексте и появляется «Проект для составления Морской академии» Сент-Илера, первое детально проработанное предложение об основании школы в России со времени медведевской «Привилегии на Академию». Документом предусматривалось создание «корпуса» в составе 200–300 молодых дворян в возрасте от пятнадцати до двадцати четырех лет; учеников следовало разделить на «бригады» и «одеть одноцветно». Предполагалось сооружение специального здания «в [морском] арсанале, ежели возможно, или неподалеку от него»; устанавливалось время начала занятий, очередность изучения отдельных предметов в течение дня, процедуры ежемесячной экзаменовки учеников и прохождения ими практики на кораблях. Программа включала такие дисциплины, как письмо, рисование, математика, фортификация, «гидрография», танцы, фехтование и «копейное учение», «мушкетное учение», «как корабли строить и пропорции всех штук, которые те карабли составляют». Во время практики на кораблях следовало также изучать «пилотаж (или навигацию)», «пушечную экзерцицию» и «карабельные морские дела, или экзерциции», то есть управление кораблем, и даже астрономию. Именно здесь, насколько мы знаем, впервые в России прямо формулируется и предложение учитывать собственные желания и способности учеников, их «склонность и понятность» при распределении их по классам: «гидрографической мастер да разделит свои школы на ровные классы (чины) для роздавания своих лекций, смотря по склонности, и понятности оных кадет» 353. При ближайшем рассмотрении проект Сент-Илера оказывается практически дословным переводом двух разделов (раздел 1 главы 7 и раздел 1 главы 19) того самого французского устава «Ordonnance de Louis XIV», русская версия которого была ранее подготовлена по приказу Петра. Сравнение двух текстов показывает, что Сент-Илер не воспользовался переводом Конона Зотова: проведя в Санкт-Петербурге всего несколько недель, он тем не менее каким-то образом сумел найти или получил в свое распоряжение искусного переводчика, который перевел требуемые разделы ордонанса заново 354.