Коллектив авторов - Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Тем не менее в начале сентября британский поверенный в делах Саймон Клемент действительно доносил из Вены, что «несколько недель тому назад здесь появился некто господин Сент-Илер, англо-французский изгнанник», который прибыл «с изрядным убранством ( handsome Equipage )» и «часто бывает при дворе и у министров», представляясь при этом подполковником английской службы 321. Как мы видим, где-то на полпути между Гаагой и Веной авантюрист присваивает себе новое имя и новый социальный статус – из мещанина Аллера он становится господином де Сент-Илером. Если от Allaire недалеко до Hallere , то дальше рукой подать и до St. Hillaire (иногда писалось и с одной «l», Hilaire ): примечательно, что наш герой решил выбрать для себя новое имя, которое было бы созвучно с его настоящей фамилией и с тем именем, которым он пользовался в Англии. Новое имя было удобно еще и тем, что оно помогало затеряться среди довольно многочисленных французских дворян, действительно носивших такую фамилию. Некоторые из них даже получали от императора баронское достоинство: в предыдущем столетии соответствующие патенты выдавались Адриану Мелюму де Сент-Илеру ( Adrian Meleum de Saint Hilaire ), Жильберу Сентильеру ( Gilbert Santhilliere ); братьям Сентилер ( Sainthillier ) 322. Документов о пожаловании баронского титула нашему герою в венских архивах обнаружить не удалось, но 18 ноября 1712 года император Карл VI действительно подписал патент на звание Capitan de Mar y Guerra в Неаполе «барону дону Жозефу де Сент-Илеру, фламандцу ( Baron Don Joseph de Saint Hillaire de nacion flamenco )» за его верную и ревностную службу империи 323.

Действуя в своем новом качестве, свежеиспеченный барон уже в марте 1713 года составил некоторый «проект» с целью сжечь французский королевский флот и адмиралтейские склады в Тулоне. Заговор этот закончился ничем, и не вполне понятно даже, имел ли он место на самом деле; французские власти, однако, отнеслись к нему достаточно серьезно, чтобы попытаться выкрасть авантюриста и вывезти его на родину. Сент-Илер сумел скрыться от французских агентов, но затем угодил в тюрьму в Милане за увоз от мужа некой генуэзской дамы. Благодаря своим связям в Вене (и взятке), он вскоре освободился из заключения, но к этому времени его тулонские похождения вызвали подозрения у графа Дауна, имперского наместника в Неаполе; авантюрист снова оказался под замком, но снова сумел сбежать. В своем совершенно хвастовском, вызывающем даже письме к Дауну от 18 апреля 1714 года Сент-Илер хвалится легкостью, с которой он выбрался – вернее, попросту вышел – из собственного замка наместника, и, словно надсмехаясь над графом, просит прислать к нему в Рим те личные вещи, которые были у него изъяты при аресте 324.

Путь во владения Габсбургов был теперь для авантюриста закрыт. В августе 1714 года мы находим Сент-Илера в Берлине, где он впервые сталкивается с Анри Лави (Henry Lavie) , который тоже направляется в Санкт-Петербург, чтобы занять там пост французского морского комиссара, а по сути, главного дипломатического представителя, поскольку посла в России у Франции в то время не было 325. Во время этой встречи Сент-Илер, похоже, дал волю своему языку: позднее, уже в марте 1717 года Лави писал в Париж, будто бы барон «три года тому назад [то есть как раз в 1714 году. – И. Ф. ] <���…> сознался в том, что будучи обвинен в злоупотреблениях и в преступных сношениях, пробыл шесть месяцев в тюрьме…» 326Пока же, в августе 1714 года, Лави информировал свое правительство, что авантюрист направлялся в «Москву», поскольку господин Матвеев, посланник русского царя (то есть граф Андрей Артамонович Матвеев, 1666–1728), пообещал ему изрядную должность (« employ considerable ») на русской службе 327. О том же писал позднее и сам Сент-Илер, признавая, впрочем, что документального подтверждения такого приглашения у него нет, и что в Россию он приехал «по простому обещанию, которое господин Матвеев, посол ваш, мне учинил» 328.

Как и где именно могли пересечься пути Матвеева и Сент-Илера, мы не знаем, но не секрет, что в этот период Петр и в самом деле настойчиво требовал от своих представителей за рубежом рекрутировать на российскую службу иностранных специалистов 329. Сам Матвеев, впрочем, в их позднейшей переписке нигде об этом своем приглашении не вспоминал, а, наоборот, намекал, что ему известно о темном прошлом барона – причем узнал он о нем именно во время пребывания за границей. «Я во Франции и в Вене был и гораздо знаю ваши славныя такие дела, которые можно разве в сумерках, а не пред солнцем объявлять», – напишет он французу в разгар конфликта между ними осенью 1716 года 330. Неясно и какую именно должность мог пообещать Сент-Илеру Матвеев. 3 февраля 1715 года голландский резидент барон де Би доносил своему правительству, что «один француз, служивший прежде в Неаполе и Венеции, по имени барон де Сент-Илер, принят здесь на службу для надсмотра за постройкой галер на галерной верфи с жалованьем 4000 рублей в год» 331. Возможно, именно на эту должность и рассчитывал авантюрист, но никаких следов такого назначения или переговоров о нем мы в русских источниках не находим.

Сент-Илер, должно быть, появился в Санкт-Петербурге в самом начале января 1715 года (то есть как раз одновременно с Лави). «Уже два месяца есть, как здесь обретаюсь с великим повседневным иждивением», – жалуется он в письме Петру от 2 марта 332. Лави, воспринимавший барона как прямого конкурента, уверял Париж, что последний якобы не пользуется доверием русских вельмож и не получит никакой должности в силу своего дурного характера 333. Однако вопреки предсказаниям Лави, Сент-Илер буквально за пару месяцев становится своим человеком в придворном обществе Санкт-Петербурга. Уже в конце марта Лави сообщает о помолвке барона с придворной дамой принцессы Шарлотты, супруги цесаревича 334. Избранница Сент-Илера была не только любимой фрейлиной кронпринцессы, но и племянницей барона Ганса-Христофора фон Шлейница, обер-гофмейстера Шарлотты, вскоре ставшего русским посланником в Ганновере, а затем, в 1717–1720 годах, во Франции: благодаря своей невесте, француз, несомненно, получил новые каналы доступа ко двору. В середине мая Лави пишет о nouptiales барона, праздновавшихся во дворце Шарлотты в присутствии Петра, Екатерины, царевен, вдовствующих цариц, герцогини Курляндской и «всего двора». Царь, по сообщению Лави, одобрял этот брак и обещал предоставить барону на 5 лет особняк («la belle maison») недавно сосланного Александра Кикина, своего бывшего любимца, дюжину солдат для несения караула и жалованье в 2000 рублей в год. Именно по этому случаю царь объявил и о решении создать корпус морской гвардии численностью в 200 человек под командой барона 335.

Впервые идея создать такой корпус была сформулирована в предложении, которые Сент-Илер представил царю 12 февраля 1715 года. Кроме проекта обучения гардемаринов, поданный им пакет содержит также предложения о создании особой комиссии для составления морского регламента, и одновременно – об организации строительства кораблей на Адриатике, где, по его словам, было в изобилии дешевого строевого леса и безработных моряков и кораблестроителей. После того как корабли будут построены, им предстояло отправиться в плавание вокруг Европы в Санкт-Петербург, делая остановки по всему средиземноморскому побережью и принимая на борт морских специалистов, ремесленников и купцов, желающих переселиться в Россию. Помимо ремесленников, корабли эти предполагалось загрузить в Марселе дешевым французским алкоголем, последующая продажа которого в Санкт-Петербурге позволила бы окупить всю операцию (и, видимо, принести барону прибыль): от Петра требовалось лишь предоставить гарантии по кредиту, необходимому для начала операции 336.