Коллектив авторов - Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Из этого эпизода видно, как важно было для успеха дела наличие мотивированного – причем, неформально мотивированного – административного предпринимателя. Поскольку начиная с 1711 года Апраксин больше не контролировал монетные дворы напрямую, для получения каждого платежа требовалось теперь лоббирование и давление со стороны Беляева. В мае 1712 года Беляев докладывает, что нехватка денег приводит к участившимся побегам учеников, а к февралю 1714 года выплата жалованья учителям и «кормовых денег» студентам задерживалась уже почти на полгода. В апреле 1714 года Беляев предъявляет Апраксину чуть ли не ультиматум: «ежели оной [школе] быть, то потребно на содержание ее деньги, а буде даваться не будут, то истинно лучше распустить, понеже от нищенства и глада являются от школяров многие плутни». Тем не менее распускать школу он, конечно, не хочет: наоборот, Беляев предлагает даже расширить прием в школу и вызывается, если нужно, рекрутировать дополнительно тысячу учеников 292. В итоге, именно благодаря Беляеву школа продолжала принимать новых учеников и получала, несмотря на все задержки, необходимое финансирование. И, разумеется, радея о благе школы, Беляев не забывает и своих друзей, специально ходатайствуя перед Апраксиным о повышении жалованья «бедному Магницкому» 293.

Несмотря на легенды, получившие хождения еще в XVIII веке, у нас нет документальных подтверждений личного участия Петра ни в обсуждении устройства Навигацкой школы в целом, ни в разработке ее программы 294. Вся известная нам переписка с Петром по поводу Навигацкой школы носит односторонний характер – это обращения к царю, о реакции которого на эти обращения нам ничего неизвестно. В отсутствие четко сформулированного самим Петром видения и педагогические методы, и организационная структура Навигацкой школы неизбежно должны были отражать личный опыт и интересы предприимчивого патрона этого училища и его сотрудников. При этом ни методы, ни структура эти – ни даже сама программа обучения на Сухаревой башне – так никогда и не удостоились обсуждения в каких-либо правительственных органах. Не были они и зафиксированы на бумаге: у Навигацкой школы не было ни устава, ни регламента, ни утвержденного штата. Поэтому, как и в случае с училищами предшествующего периода, само устройство школы нам приходится реконструировать на основании финансовых документов, отражающих выплаты учителям и ученикам, или на основании обрывочных фраз в рутинной переписке.

На основании этих сведений можно сделать вывод, что, подобно другим училищам того времени, Навигацкая школа существовала как полуавтономное подразделение конкретного правительственного органа, в данном случае сначала Оружейной палаты, а затем флотского ведомства. Этот орган служил источником финансирования, занимался администрированием училища и выполнял квазисудебные функции в случае возникновения разногласий и инцидентов. Численность обучающихся в школе не была установлена заранее, но определялась от случая к случаю, путем получения разовых инструкций из вышестоящих инстанций по мере зачисления новых учеников 295. Не существовало и фиксированной сметы: уровень фактических расходов на школу устанавливался в процессе сложного взаимодействия между учителями и ведающими школу администраторами. Наконец, как и в случае более ранних школ, не была четко определена социальная группа, из которой следовало рекрутировать учеников (в Типографской школе: «иных, которые похотят учиться, всяких чинов ученики»; в «Привилегии на Академию»: «всякого чина, и сана и возраста люд[и]»; в Навигацкой школе: «ко учению, усмотряя, избирать добровольно хотящих, иных же паче и со принуждением»); в результате в школу зачислялись выходцы из самых разных слоев населения, привлеченные выплатой «кормовых денег» 296.

Насколько мы можем судить, учителя пользовались значительной автономией в том, что касалось преподавания и дисциплины в школе, особенно на раннем этапе. Правда, в конце 1700-х – начале 1710-х годов, когда Сухарева башня попадает в ведение адмирала Апраксина и флотских чиновников, вмешательство извне в школьные дела становится более заметным. Появляются, например, требования вести учет прогулов и ежемесячно представлять соответствующие доклады, чтобы государева казна не расходовалась напрасно на выплату «кормовых денег» за пропущенные учениками дни 297. В 1709 году Магницкому напоминают о необходимости вести классы дважды в день, утром и вечером, и в целом обеспечивать «всеприлежное радение» со стороны учащихся. Для этого ему предписывалось выбрать из числа старших школьников двух человек, которые помогали бы ему следить за прочими, подобно тому, как это должны были делать старосты-«надсматривальщики» в Типографской школе 298. Последующими указами ученикам запрещалось покидать школьный двор в течение дня под любым предлогом: контроль за соблюдением этого запрета возлагался на солдат, которых теперь регулярно назначали на дежурство при школе 299.

Но, несмотря на эту нарастающую бюрократизацию, Навигацкая школа, подобно позднемосковским училищам, воспринималась и ее сотрудниками, и их внешними контрагентами как группа учеников и «подмастерьев», объединенных фигурой учителя-«мастера». И действительно, Фархварсон и другие учителя значились в расходных ведомостях Оружейной палаты бок о бок с прочими ремесленниками, такими как часовщики или граверы, многие из которых тоже имели своих учеников, осваивавших под руководством «мастеров» соответствующее ремесло. Непонятно даже, существовало ли на практике какое-то четкое распределение обязанностей между Магницким и британцами. Хотя за Фархварсоном и закрепился титул «профессора», каковы точно были его полномочия и обязанности, мы не знаем – видно лишь, что он получал более высокое жалованье и обладал неким старшинством среди преподавателей. Что до Магницкого, то хотя его и назначили как будто в помощь британцам («в тех же науках у вышеозначенных учителей <���…> быть» 300), в ходе кампании по массовому зачислению учеников в 1702 году подьячие Оружейной палаты предпочитали переписываться именно с ним, причем обращение к учителю, по понятным причинам, зачастую носило более личный характер: «бил челом в ученики Печатного приказа подьячий Федор Васильев, и челобитную подал, и по челобитной велено его отослать в школу, и ты, Леонтий Филиппович, изволь его принять». Расписки, подтверждающие прибытие учеников, однако, оформлялись от имени Фархварсона, например: «по указу великого государя посланы в школу в обучение Федор Васильев сын Соболев да Федор Барышников, которых принял учитель Андрей Фархварсон с товарыщи» 301. Именно Магницкий расходовал деньги на покупку для школы припасов; к Магницкому обращена и сохранившаяся переписка со школой по дисциплинарным вопросам (побеги и опоздания учеников, наказания за разные «продерзости», штрафы) 302. К 1705 году, несмотря на его более низкие по сравнению с британцами жалованье и ранг, именно Магницкий, пожалуй, играет в Навигацкой школе ведущую роль: он не только обгоняет Фархварсона по числу учеников, но и вторгается в преподавание «вышних» дисциплин, которые вроде бы должны были быть закреплены за профессором. В этом году в списках показано лишь 30 учеников, которые «совершили науку навигации у иноземца Андрея Фархварсона с товарищем», и уже 34 человека, которые «совершили науку навигации» у Магницкого 303.