Коллектив авторов - Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Вел Беляев и полупредпринимательскую деятельность, где нужды флота и интересы Апраксина как крупного подрядчика были неразделимы: именно в интересах адмирала Беляев управлял в 1710-х годах полотняными дворами в Москве, обещая Апраксину, что «прибыль от того можно, за помощью Всевышнего, получить немалую» 282. Управление это, впрочем, было не слишком успешным – Беляева в итоге обвинили в том, что он чуть не разорил фабрику и поставлял на флот гнилую парусину 283. Показательно письмо, направленное Апраксиным Беляеву в 1715 году. Адмирал узнал от князя Якова Федоровича Долгорукова, что «суконное дело на Москве произошло в изрядное действо» и что много сукна закупается теперь на армию. В связи с этим Апраксин поручает Беляеву разведать, «как оный завод произошел в действо, и каким образом сукна подряжают», чтобы завести такое же производство в апраксинских владениях в Азовской губернии 284.

Стараясь услужить Апраксину, Беляев, конечно, не забывал и себя, как это видно из списка накопленной им недвижимости. Его дом в Санкт-Петербурге, как выясняется, был достаточно представительным, чтобы царь мог после смерти дьяка пожаловать его адмиралу Джорджу Паддону; дополнительно подчеркивает тесные отношения Беляева с Апраксиным тот факт, что дом этот находился рядом с собственным домом адмирала. В Москве за Беляевым числился загородный дом «на реке Яузе против Андрониева монастыря со всеми строениями», пожалованный в итоге П. А. Толстому; и трехэтажный каменный дом в Огородной слободе, окруженный каменным же забором с железными решетками, оказавшийся настолько привлекательным, что его долго и настойчиво домогался сам А. И. Остерман 285.

В качестве доверенного лица высокопоставленного сановника Беляев и сам оказывается прожектером. Например, в марте 1714 года он предлагает Апраксину обратиться к Петру с идеей ведения нового налога – сбора с морских и речных судов. Как и положено в прожекте, идея обосновывается «самой государственной денежной нуждой и войной», стремлением «учинить помощь государственную». Столь же традиционны и заверения, что новый налог не повлечет для населения «тяжелости, ибо как наниматель, так и наемщик [судов] в розговоре своем оное [налоговое бремя] розверстывать, ведая указ, будут обще». Новая идея предлагается не случайно – Беляев указывает, что администрированию подобного сбора, если он будет одобрен, «прилично» быть под ведением его патрона как главы Адмиралтейства, заведующего всеми судами в государстве вообще (а значит, конечно, под ведением и самого Беляева). В отличие от обычных писем Беляева, данный проект красиво выписан и представлен в двух экземплярах – очевидно, для представления самому Петру 286.

Хорошо был Беляев знаком и с делами Навигацкой школы, и с ее учителями. Свидетельств его принадлежности к кругу московских книжников у нас нет, но службу свою в Оружейной палате он начинал под руководством все того же Курбатова. В 1701 году в Оружейной палате числился подьячий Андрей Беляев, а в 1705 году Беляев уже указан как один из двух дьяков в палате, то есть он был назначен на освобожденную Курбатовым вакансию 287. Более того, Беляев в эти годы был, похоже, близким сотрудником Курбатова. Среди бумаг Петра находится недатированное письмо, которое направили царю «всеубожайшии сироты и не годнии твои, великого государя, раби», подписавшиеся, в соответствии с нормами московского эпистолярного этикета, как «Алешка» Курбатов и «Андрюшка» Беляев. Двое приказных запрашивают тайную аудиенцию у государя: цель встречи, по их словам, состоит в том, чтобы информировать Петра о «некотором в похищении твоея, великого государя, казны деле знатной особой». Ни имя преступника, ни обстоятельства преступления в письме, конечно, не раскрываются, но зато авторы многословно заверяют государя в собственных верности и рвении и столь же красочно описывают ту ненависть и опасности, которым они подвергаются за свою верность со стороны неназванных злодеев 288.

Учитывая тесные связи Беляева с Курбатовым, неудивительно, что у него, похоже, установились и прекрасные отношения с Магницким – и что он оказался глубоко вовлечен в дела Навигацкой школы. Переход Беляева на службу в Приказ воинского морского флота примерно совпадает по времени с передачей школы в ведение Апраксина. Адмирал, разумеется, постоянно находился в разъездах, а с основанием Санкт-Петербурга проводил большую часть времени в новой столице, так что управление школой и переписку по школьным делам он вел именно через Беляева 289. Беляеву, например, доверяется подбор учеников для определения на те или иные должности на основании рекомендаций учителей: «по осмотру и под отметою над именами адмиралтейского комиссара Андрея Александровича Беляева отосланы были в артиллерию с указом школьные ученики» 290.

Более того, Беляев все больше и больше втягивается в роль патрона школы, представляя и отстаивая перед лицом Апраксина ее нужды и интересы. Беляев требует от адмирала распоряжений о деятельности школы, напоминает о необходимости распределить на службу окончивших курс учеников и добивается соответствующих указаний государя, ходатайствует о повышении жалованья учителям и защищает учеников (а вместе с тем, и собственные прерогативы) от поползновений со стороны других ведомств 291. Самое главное, именно Беляеву школа обязана сохранением финансирования. Поскольку утвержденного штата школы не существовало, расходы были непредсказуемы и имели тенденцию расти; в частности, по мере того, как ученики переходили от освоения азов к изучению «высшних» наук, повышалась и ставка положенных им «кормовых денег». В результате, к началу 1712 года на содержание школы требовалось уже до 10 000 рублей в год. Средства эти поступали из двух источников: во-первых, это были доходы Серебряного и Медного монетных дворов, и во-вторых, специальные сборы, которыми были обложены восемнадцать аристократических семей – так называемые «царедворцы», – временно освобожденные за это от обязанности лично нести военную службу. Монетные дворы были подведомственны возглавляемому Апраксиным Приказу воинского морского флота, причем ведал ими все тот же Андрей Беляев, поэтому передача средств от монетных дворов Навигацкой школе происходила относительно гладко. В 1711 году, однако, монетные дворы отошли в ведение Сената, а «царедворцев» отправили на службу в Белгород, так что платежи от них прекратились. В результате Навигацкая школа осталась без средств к существованию, и ни сам государь, ни Сенат не спешили определить иные доходные статьи, из которых ее можно было бы содержать. Лишь благодаря настойчивым требованиям Беляева удалось сначала получить 2000 рублей на самые неотложные нужды, а затем и восстановить финансирование школы из прежних источников. По этому случаю впервые была зафиксирована и смета на ее содержание.