Джон Бушнелл - Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках

Хотя истории старой веры и сопротивления браку в XVIII в. в каждой из 12 деревень, ставших имением Шарлотты Ливен, — в той степени, в которой мы можем их восстановить, — отличались друг от друга, здесь четко прослеживаются определенные закономерности. Самое позднее к 1720-м гг. в деревне Баки и в лесных деревеньках, в известных и неизвестных ревизионным переписчикам поселениях появились старообрядцы-беспоповцы, отвергавшие таинство брака. В большинстве деревень был период времени на раннем этапе формирования общины, когда существенное число мужчин — так же как и женщин — уклонялось от брака, но среди записных старообрядцев деревни Баки эта тенденция раньше всех достигла своего апогея и закончилась к 1750 г. Неудивительно, что в шести маленьких деревеньках, сгрудившихся возле Баков, сопротивление браку достигло примерно таких же относительных масштабов, как в самих Баках. Что более интересно: все статистические критерии выбросов совпадали с географическими. И Кирилово, и Ядрово, где воздержание от брака практически не встречалось, были на восточной стороне Ветлуги — так же как Староустье и Ижма (однако зaметно к югу от Ядрово и Кирилово), где сопротивление браку было наиболее ярко выражено (см. карту 3). Нужно, наверное, включить и Дранишное в эту группу. Территориальное распределение дает основание предполагать, что здесь имела место самосегрегация: настоящие православные или признающие брак старообрядцы-поповцы, возможно, селились на восточной стороне Ветлуги, дабы отделиться от большого количества отрицавших брак баковских старообрядцев-беспоповцев, в то время как старообрядцы-беспоповцы к середине века отодвигали рубежи поселения все дальше в глубь лесов по берегам рек Уста и Ижма [481]. К 1763 г. сопротивление браку в деревне Баки достигло апогея, в Староустье между тем оно продолжало расти и к концу XVIII в.

В отличие от деревень прихода с. Купля 12 деревень баковского имения Шарлотты Ливен не были в XVIII в. отдельной административной единицей, а составляли часть гораздо более обширного имения Долгоруковой. Тем не менее и в группе поселений вокруг Баков, и в большинстве деревень к востоку от Ветлуги, которые Шарлотта Ливен получила в 1799 г., крестьянские браки по большей части заключались на стороне или с партнерами со стороны. Из 153 женщин в этой дюжине деревень, вышедших замуж в период между 1782 и 1795 гг., 105 (69 %) пришли в ливенскую дюжину из других деревень. Из 193 мужчин, женившихся в этот период, 88 (54 %) взяли жен из ливенской дюжины — чуть больше половины, потому что столько женщин из этих деревень отказывалось идти замуж. Мужчины этих деревень покрывали нехватку местных невест за счет увода женщин из других деревень Долгоруковой, а также из других достаточно близко расположенных имений — иными словами, они экспортом покрывали свой дефицит невест. Ревизские сказки 1782 и 1795 гг. не раскрывают конфликта между деревнями, удерживавшими и отдававшими своих невест, подобного тому, который мы наблюдали в приходе с. Купля, возможно, его и не было. Крупные придерживавшие своих невест деревни на левом берегу стояли настолько далеко от почти всех остальных долгоруковских, что многие жители последних, возможно, даже и не слыхали о необычайно высоком уровне женского сопротивления браку в Староустье и Ижме. А может быть, слыхали (поскольку многие из тех, кто поселился в Ижме и Староустье между 1763 и 1795 гг., конечно же, были в курсе), но их это не волновало, так как деревни те находились за пределами их зоны поиска невест. Будущие ливенские деревеньки, тянувшиеся к югу от Баков, были слишком малы, чтобы кого-то беспокоить. Только сами Баки — вне всякого сравнения самая большая деревня имения Долгоруковой и с высоким уровнем женского сопротивления браку — были и у всех на виду, и достаточно велики, чтобы отношение их женщин к замужеству отражалось на соседях. Похоже, однако, что Баки обменивались невестами почти со всеми близлежащими деревнями, большинство из которых не перешло в собственность к Ливенам в 1799 г. Беспокоило это соседей или нет, брачные решения женщин в 12 ливенских деревнях должны были в любом случае осложнить поиск жен мужчинам в остальной части долгоруковского имения. И опять-таки нет оснований считать, что женщины в других деревнях Долгоруковой поголовно шли замуж; они тоже, возможно, сделали свой вклад в усугубление дефицита невест, который мог быть покрыт только за счет притягивания женщин с весьма обширной территории.

Баковские ревизские сказки рисуют тот же брачный сценарий, что и в приходе с. Купля: одни дочери принимали решение выходить замуж, другие — не выходить. В деревне Баки дочь Ивана Федорова Анисья (14 лет в 1782 г.) не вышла замуж, а вот сестра ее Елена (12 лет в 1782 г.) к 1795 г. вышла. В Афанасихе дочь Галактиона Козмина Варвара (17 лет в 1782 г.) никогда не была замужем, а его дочь Парасковья (16 лет в 1782 г.) пошла под венец; у Михаила Сергеева старшая дочь вышла замуж, а младшая нет. В Дранишном и у Макара Васильева, и у Максима Еремеева были старшие дочери замужем, а младшие воздерживались. То же самое у Василия Андреева в Староустье. В Староустье две старших дочери Козмы Андреева никогда не были замужем, а самая младшая вступила в брак. В Староустье же старшая дочь вдовы Татьяны Федоровой вышла замуж, две младшие — нет. В Ижме старшая дочь Петра Леонтьева осталась старой девой, а две ее младших сестры вышли замуж [482]. Есть и другие примеры, где одни дочери выходили замуж, другие нет, а также случаи не совсем ясные, потому что дочь 24 лет в 1795 г. могла позже выйти замуж или умереть старой девой.

Я уже говорил, что та же самая картина брачного выбора — некоторые девушки в семье выходят замуж, другие нет, иногда младшие, иногда старшие дочери идут под венец, в то время как их сестры остаются старыми девами — дает основания полагать, что молодые женщины в приходе с. Купля сами принимали решения о замужестве. Этот тезис — результат дедукции, но он представляется более логичным, чем предположение, что родители решали, какой из их дочерей идти замуж, а какой остаться дома в старых девах. Относительно Купли слабым звеном является отсутствие сведений о том, каким образом молодым женщинам из не признающих брака дворов удавалось уйти из-под родительского диктата.

В Баках механизмом ухода была свадьба уводом (или убегом — здесь трудно отличить одно от другого). В 1836 г. жандармский подпоручик Павел Аверкиев, вследствие бунта против вотчинных управляющих поставленный осуществлять надзор за имением Баки, докладывал, что по местному брачному обычаю от женихов требовалось «всенепременно» уводить девушек в церковь венчаться «тайно», то есть без ведома их родителей. Девушка заранее давала знать о своем согласии, вручая своему ухажеру в зарок полотенце, платочек, ленту или, чаще всего, свой нательный крест. Затем они договаривались о дне, в который парень умыкнет свою суженую [483]. Жених должен был также договориться со священником. Свадьба уводом с предварительным зароком (то есть ухаживание, зарок, увод) была широко распространенным обычаем в некоторых регионах к северу от Волги. Это было частым явлением в среде старообрядцев, хотя не только у них. При этом в заволжских уездах Нижегородской губернии, расположенных сразу на юг от Варнавинского уезда и изобиловавших старообрядцами-поповцами, по некоторым сообщениям, в первой половине XIX в. свадьбы уводом были практически повальной модой [484]. Это, вероятно, преувеличение, но увод мог быть весьма типичным путем к алтарю. По свидетельству подпоручика Аверкиева, баковская земля была северным продолжением нижегородского Заволжья с его традицией тайных свадеб.