Джон Бушнелл - Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках

В относительном благосостоянии стексовцев не было ничего нового: с 1778 г. — даты первой сохранившейся подворной описи — около 90 % дворов в Стексово и других селениях имения занимались торговлей и промыслами. Они также стабильно прикупали землю [569]. В 1845 г. из 69 дворов села Стексово 41 владел сельскохозяйственными угодьями. 12 дворов имели по 5 десятин (5,5 гектара) или меньше, еще пятнадцати дворам принадлежало по 20 десятин (23 гектара), а трем — по 100 десятин (109 гектаров) и более. Федор Грошев немного не дотянул до 1118 десятин (1229 гектаров), то есть больше 12,2 квадратного километра земли. Как и Грошевы, многие стексовские семьи поколениями накапливали земельную собственность [570].

Землевладение непосредственно соотносилось с состоятельностью двора. В селе Стексово (1845) только 10 из 32 семей (31 %) с доходом ниже 450 рублей имели собственную землю, в то время как из 37 семей с доходом 450 рублей или выше землей владела 31 (84 %). В 41 дворе из 69 проживало только по одной супружеской паре (некоторые еще со вдовым родителем) или вообще не было ни одной. 26 дворов из этих 41 зарабатывали меньше 450 рублей, 15 имели доход 450 рублей и выше; это соответствует общему правилу, что малого размера дворы были в среднем беднее крупных. Но в Стексово земельная собственность могла скомпенсировать малый размер двора: 12 из 15 небольших дворов (80 %) в группе с более высоким доходом имели землю, а в группе с меньшим доходом — только 8 из 26 (31 %). Другими словами, 12 из 20 маленьких дворов (60 %), имевших хотя бы небольшой участок земли, получали годовой доход на уровне или выше среднего.

Хотя Сергей Голицын, возможно, и не появлялся в своем стексовском имении — в Стексово не было помещичьей усадьбы, — он тем не менее лично вел переписку со стексовскими управляющими по всем делам, и его религиозные воззрения оказывали прямое воздействие на жизнь его крепостных. Он был видной фигурой в обществе — «последний русский барин», не жалевший трат на банкеты, балы и прочие развлечения. Близкий друг правящей семьи, он с 1807 г. помогал организовывать работу и сам жертвовал на императорские благотворительные общества в Москве, а с 1830 г. до своей смерти в 1859 г. служил председателем Московского опекунского совета. Его женой, разошедшейся с ним в 1800 г., через несколько месяцев после свадьбы, была Евдокия (или Авдотья), она же знаменитая «Princesse Nocturne» («ночная княгиня»), хозяйка ночного литературного салона в Санкт-Петербурге. Для стексовских крепостных наибольшее значение имели приверженность Голицына православию и его близкие отношения с церковными иерархами: он с 1823 по 1858 г. переписывался с митрополитом Московским Филаретом и, в частности, обсуждал с ним опасность, исходящую от старообрядцев, и возможности их обращения. Хотя некоторые считали его демонстративное благоверие лицемерным, вотчинная переписка Стексово свидетельствует о его непримиримой враждебности к старой вере [571].

Получив в наследство в 1804 г. имение Стексово, он также унаследовал практику наложения штрафов на отцов годных для брака незамужних женщин. Вероятно, Александр Михайлович Голицын или его вдова Дарья ввели эти штрафы в 1770-х или 1780-х гг. в ответ на массовые отказы от брака после 1762 г. [572]В 1809 г. стексовский бурмистр Андрей Яковлев докладывал, что крестьянин Иван Вилков попросил вернуть только что им заплаченный годовой штраф в 20 рублей — за содержание дома двух незамужних дочерей (по 10 рублей за дочь) — на том основании, что они уже вышли из брачного возраста. Яковлев советовал московской конторе в просьбе отказать: у других отцов были незамужние дочери такого же возраста, как вилковские, и, если удовлетворить его просьбу, они все начнут требовать возврата денег. Имению необходимо было собирать эти штрафы, поскольку деньги шли затем на покупку вольных девок для мужиков, не имевших средств добывать себе невест самостоятельно. Сход «лучших крестьян» (наиболее состоятельных) согласился, что Вилкову в прошении нужно отказать [573].

Действительно, в имении было много взрослых незамужних женщин, но они появились на два-три поколения позже, чем браконенавистницы прихода с. Купля и имения Баки. В 1762 г. их там почти не было: в тот год в частях имения, принадлежавших Александру Михайловичу Голицыну (мужу Дарьи), которые Сергей Михайлович унаследовал 42 годами позже, из 302 женщин 25 лет и старше не замужем были только 10 (3,3 %). Семь из них были из деревни Писарево (9,2 % от 76 женщин 25 лет и старше). Три из других четырех деревень составляли всего 1,3 % женщин этого возраста [574]. Возможно, они были увечны. Только в Писарево неприятие брака в некоторой степени проявилось до 1762 г. [575]К 1778 г. 27 из 304 женщин 25 лет и старше (8,9 %) никогда не были замужем [576]. К 1795-му 55 из 298 женщин имения 25–54 лет (те, которым исполнилось 25 после 1765 г.), или 18,5 %, никогда не были замужем, в то время как среди 89 женщин 55 лет и старше таких было только две. Среди мужчин 25–54 лет никогда не были женаты семеро из 254 (2,8 %) [577]. Штрафование отцов никогда не бывших замужем дочерей не остановило распространение сопротивления браку, однако, возможно, мобилизовало значительные средства для покупки невест со стороны. Судя по реакции «лучших» крестьян на просьбу Вилкова, среди поголовно брачащихся дворов существовало, по-видимому, единогласное мнение, что дворы, придерживающие у себя дочерей, должны быть наказаны, хотя бы штрафом, за укрывание не желающих идти замуж девиц.

Приписки в ревизской сказке 1795 г., касающиеся происхождения и передвижения дочерей, вышедших замуж между 1782 и 1795 гг., судя по всему, говорят о том, что почти все девицы стексовского имения выходили замуж за женихов из этого же имения, если вообще выходили. Хотя в данных за 1795 г. у 27 % мужчин отсутствуют примечания относительно места рождения их жен, в основном они находили невест в имении. Это все-таки было большое имение, и местные жены обходились, скорее всего, дешевле, чем посторонние. Тем не менее среди жен были и приезжие. Пятнадцать замужних женщин или вдов были обозначены как «крепостная господина моего» или «старинная господина моего», а не по названиям деревень; возможно, их привезли из отдаленных голицынских владений, чтобы выдать за стексовских мужиков. Еще десять прибыли из имений других помещиков, а одна была дочерью крестьянина, жившего в Арзамасе (или, может быть, только приписанного к этому городу). Это единственная женщина, которая могла быть «вольной девицей», вышедшей замуж в имение, возможно, она была куплена у отца за кладку, равную цене бракоспособной крепостной. Иначе покупка некрепостной девицы, на что, по-видимому, ссылался бурмистр Яковлев в 1809 г., не имеет особого смысла. Были также купцы и мещане, приписанные к Арзамасу или Ардатову, но жившие в Стексове; и в те годы, когда имение принадлежало Сергею Голицыну, его крепостные изредка женились на мещанских дочерях [578]. Однако, по данным на 1795 г., единственной кандидаткой для такого брака была дочь арзамасского крестьянина, который мог на самом деле жить в Стексово.