Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

На совещании Брусилов обратился к собравшимся с краткой приветственной речью и доложил о результатах наступления, которое признал «полной неудачей». Причина:

— Начальники от ротного командира до главнокомандующего не имеют власти.

К следующим операциям удастся подготовиться не раньше весны. Клембовский выражал сомнение в принципиальной возможности навести порядок даже с помощью репрессий:

— Смертная казнь? Но разве можно казнить целые дивизии? Предавать суду? Но тогда половина армии окажется в Сибири.

— Комитеты, — говорил Алексеев. — Их необходимо уничтожить. Военная история, насчитывающая тысячелетия, дала свои законы. Мы хотели их нарушить, мы и потерпели фиаско.

Рузский, уговоривший императора отречься, утверждал:

— За старыми знаменами люди шли, как за святыней, умирали. А к чему привели красные знамена? К тому, что войска теперь сдавались целыми корпусами [1909] Троцкий Л. Д. История русской революции. Т. 2. Ч. 1. С. 118. .

С пространной и крайне резкой речью выступил Деникин:

— Когда повторяют на каждом шагу, что причиной развала армии послужили большевики, я протестую… Армию развалили другие, а большевики — лишь поганые черви, которые завелись в гнойниках армейского организма. Развалило армию военное законодательство последних четырех месяцев. Развалили лица, по обидной иронии судьбы, быть может, честные и идейные, но совершенно не понимающие жизни, быта армии, на знающе исторических законов ее существования… В результате целого ряда законодательных мер упразднена власть и дисциплина, оплеван офицерский состав, которому ясно выражено недоверие и неуважение. Высшие военачальники, не исключая главнокомандующих, выгоняются, как домашняя прислуга.

Деникин предложил программу из восьми пунктов, под которым подписывался, пожалуй, весь командный состав армии и те, кого записывали и еще запишут в реакционеры: «1. Сознание своей ошибки и вины Временным правительством, не понявшим и не оценившим благородного и искреннего порыв офицерства, радостно принявшего весть о перевороте и отдающего несчетное число жизней за Родину; 2. Петрограду, совершенно чуждому армии, не знающему ее быта, жизни и исторических основ ее существования, прекратить всякое военное законодательство. Полная мощь Верховному главнокомандующему, ответственному лишь перед Временным правительством; 3. Изъять политику из армии; 4. Отменить «декларацию» в основной ее части. Упразднить комиссаров и комитеты; 5. Вернуть власть начальникам. Восстановить дисциплину и внешние формы порядка и приличия; 6. Делать назначения на высшие должности не только по признакам молодости и решимости, но, вместе с тем, по боевому и служебному опыту; 7. Создать в резерве начальников отборные, законопослушные части трех родов оружия, как опору против военного бунта и ужасов предстоящей демобилизации; 8. Ввести военно-революционные суды и смертную казнь для тыла — войск и гражданских лиц, совершающих тождественные преступления».

— Ведите русскую жизнь к правде и свету — под знаменем свободы! — под знаменем свободы!.. Но вы — вы втоптали наши знамена в грязь. Теперь пришло время: поднимите их и преклонитесь перед ними… Если в вас есть совесть!

Я кончил.

Керенский встал, пожал мою руку и сказал:

— Благодарю вас, генерал, за ваше смелое, искреннее слово.

Впоследствии, в своих показаниях следственной комиссии (по делу Корнилова. — В.Н.), Керенский объяснил это свое движение тем… что он хотел лишь подчеркнуть свое уважение ко всякому независимому взгляду, хотя бы и совершенно не совпадающему с правительственным. По существу же — по словам Керенского — «генерал Деникин впервые начертал программу реванша — эту музыку будущего военной реакции» [1910] Деникин А. И. Очерки русской смуты. Кн. 1. Т. 1. С. 516, 518, 520–522. .

Была прочитана и телеграмма от Корнилова, который предлагал жесткие меры по восстановлению дисциплины, но в отличие от Деникина не ругал Временное правительство и высказывался также за усиление института комиссаров путем введения их в корпуса и предоставления им права утверждения приговоров военно-полевых судов, а также за генеральную чистку командного состава.

Керенский расскажет следственной комиссии: «Среди этих обескураживающих мнений и предложений, высказанных присутствовавшими генералами, телеграмма Корнилова, казалось, пролила слабый луч света. Она была весьма властной, но все же в ней чувствовалось больше беспристрастного отношения к солдатской массе и командующему составу. Должен сказать, что все генералы, особенно Алексеев, Рузский и Деникин, проявили полный недостаток стратегического и политического мышления». Предложения Корнилова «создавали впечатление, что это человек с более глубокими и широкими взглядами на ситуацию, нежели его товарищи» [1911] Керенский А. Ф. Прелюдия к большевизму. М., 2006. С. 33. .

Завершалось заседание речью Керенского. «Он оправдывался, указывал на неизбежность и стихийность «демократизации» армии, обвинял нас, видевших, по его словам, источник июльского поражения исключительно в революции и ее влиянии на русского солдата, жестоко обвинял старый режим и, в конце концов, не дал нам никаких отправных точек для дальнейшей совместной работы. Все участники совещания разошлись с тяжелым чувством взаимного непонимания» [1912] Деникин А. И. Очерки русской смуты. Кн. 1. Т. 1. С. 524. .

Керенский от совещания был вообще в шоке. На обратном пути он посадил с собой в поезд товарищей по эсеровской партии комиссаров Савинкова и Филоненко, с которыми обсудил план замены Верховного главнокомандующего. Керенский объяснил, хоть и не вполне внятно, причину недовольства Брусиловым: «Я видел, что он совершенно не способен распутать ситуацию на всех фронтах, взятых как единое целое. Однако не было никаких данных о том, что Брусилов был контрреволюционер. Просто я считал невозможным для него оставаться во главе армии из-за недостатка у него определенной ориентации. На этом совещании он не высказал ни одного собственного аргумента в противовес тем, что были выражены генералами, пассивно подчинился общей тенденции» [1913] Керенский А. Ф. Прелюдия к большевизму. С. 38, 39. .

На вопрос о том, кто мог бы сменить Брусилова, Савинков и Филоненко назвали Корнилова. Почему Керенский согласился на назначение этого генерала, которого многие подозревали в бонапартизме? Логику министра-председателя пытался объяснить Деникин: «Некоторое успокоение и упорядочение Юго-Западного фронта, вызванное, между прочим, смелой, решительной борьбой Корнилова с армейскими большевиками… То удручающее одиночество, которое почувствовал военный министр после совещания 16 июля… Бесполезность оставления на посту Верховного — Брусилова и безнадежность возглавления вооруженных сил генералом новой формации, уже доказанная опытом Брусилова и Гутора… Настоятельные советы Савинкова… Вот ряд причин, которые заставили Керенского, ясно отдававшего себе отчет в неизбежности столкновения в будущем с человеком, всеми фибрами души отрицавшим его военную политику, решиться на назначение Корнилова. Не подлежит никакому сомнению, что Керенский сделал этот шаг только в порыве отчаяния. Такое же чувство обреченности руководило им, вероятно, при назначении управляющим военным министерством Савинкова» [1914] Деникин А. И. Очерки русской смуты. Кн. 1. Т. 1. С. 530. . Но, как писал Гурко, «естественно, в штабе Ставки все расценили это как результат отказа Брусилова приехать на вокзал встречать господина Керенского» [1915] Гурко В. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914–1917. М., 2007. С. 379. .