Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

Берлин, конечно же, старался загладить это происшествие. Так, в ходе встречи с российским посланником в Берлине Вильгельм I, характеризуя состояние дел в Европе, особенно подчеркивал, что «в случае конфликта Россия может полностью рассчитывать на Пруссию и на Северогерманский союз». Ройс сообщал, что российский император был «удовлетворен» этой новостью [1767].

В марте 1869 г. Горчаков поднял перед великими державами вопрос о гражданстве тех греков, которые во время критского восстания признали власть султана. Бисмарк энергично включился в поддержку позиции Горчакова [1768]. Однако когда этот вопрос постепенно перерос в проблему о статусе продаваемых на восточных рынках греков, когда России и Пруссии стало очевидно, что Лондон и Париж не окажут своей помощи в решении этих вопросов, Горчаков и Бисмарк отступили, но прежний активный дипломатический диалог Северогерманского союза и России был возобновлен. Интересно на это отреагировали «Московские ведомости». Катков писал: «Пруссия всегда будет готова воспользоваться услугами России; но она не сделает ни шага в интересе дела, которое до нее не касается. Мы не отрицаем возможности выгодного соглашения с Пруссией, но оно может всякий раз относиться к определенному вопросу и основываться на строгом расчете» [1769].

Хотя восточный вопрос продолжал обсуждаться в европейских внешнеполитических ведомствах и после парижской конференции, связанная с ним политическая напряженность пошла на спад [1770]. В политике европейских держав проявлялось «стремление взять под свой совместный контроль плоды мира как ценное общественное достояние» [1771]. Центр тяжести международных отношений стремительно, как и хотел того Бисмарк, переносился на запад, повышая градус европейской напряженности [1772].

В этих обстоятельствах Александр II ждал от Бисмарка обязательств по поводу политики Пруссии в отношении России. Для правильной ориентации в происходящих событиях, Бисмарк отправил Ройсу совершенно секретное предписание [1773]. В нем канцлер сообщал, что главная для прусско-российских отношений угроза исходила из Вены. Политика министра Бойста, по его мнению, была направлена на то, чтобы Пруссия сделала выбор: либо в условиях войны оставить Россию на произвол судьбы, либо ради сохранения российских интересов начать войну против Франции, непопулярную в таком случае в Германии. Бисмарк отмечал, что «видел эту политику Бойста насквозь», не боялся ее последствий, но на австрийские провокации идти не собирался. Он отмечал, что Пруссия будет стоять на стороне России таким образом, чтобы можно было «вынудить Францию к нападению или угрозе против Германии». Бисмарк делал очень интересный прогноз, которому, к слову говоря, довелось сбыться: «Военные передвижения, национальные манифестации в Германии и Италии, равно как и наши отношения с Бельгией и даже с Испанией, предоставят нам возможность для диверсии, которая вынудит нас вмешаться, не придавая этому, таким образом, форму агрессивной кабинетной войны».

А Франция и Австрия тем временем продолжали плести европейские интриги. В сообщении, отправленном в начале марта 1869 г. в Берлин прусским генеральным консулом в Варшаве Юлиусом Фридрихом фон Рехенбергом, подтверждалось существование польско-австрийских договоренностей о подготовке нового восстания в Польше и проведении Веной и Парижем антипрусской агитации в южной Германии [1774]. В конце февраля также стали распространяться слухи о возможном тройственном союзе между Францией, Австрией и Италией [1775]. В своем предписании северогерманскому представителю в Берне генерал-лейтенанту Максимилиану Генриху фон Рёдеру Бисмарк называл слухи об этом союзе «фанфаронством» и выражал уверенность в том, что относиться к ним серьезно не следует, поскольку ответом на такой тройственный союз было бы создание альянса между Россией, Пруссией и Англией для защиты безопасности в Европе [1776].

Франция и без того теряла свои позиции в Европе, что ярко проявилось на примере ее отношений с Великобританией в бельгийском вопросе [1777]. Активная экономическая политика Наполеона III в этом регионе [1778]привела к тому, что Бисмарк принимал «поздравления английского кабинета вследствие позиции (прусского – В. Д.) королевского правительства во франко-бельгийских разногласиях» [1779]. Противница роста французского влияния в Бельгии, а уж тем более ее аннексии Францией, Англия выступала с Пруссией в этом вопросе единым фронтом [1780]. Бисмарк не без удовольствия просил Ройса сообщить в Петербурге о том, что в Англии выразили желание вступить в контакт с Германией против Франции. Хотя факт англо-прусского сотрудничества был очевидным успехом для Пруссии в противостоянии с Францией, Бисмарк выражал сомнение и переживание в отношении того, что если Франция первой нападет на Северогерманский союз, Англия едва ли с такой же готовностью сохранит с Германией солидарность. Основываясь на донесении Ройса [1781], он делал вывод, что в Петербурге Горчаков разделял его опасения. Чтобы заручиться еще большей поддержкой России в бельгийском вопросе, Бисмарк рекомендовал Ройсу обращать внимание Петербурга на то, что судьба Бельгии всегда будет зависеть от исхода франко-прусского противостояния.

Стратегические ошибки делала также и Австрия. Передаваемые в Берлин сведения о том, что граф Бойст рассматривал «идею создать из Галиции независимое польское государство, а Австрию за это вознаградить аннексией некоторых дунайский земель» [1782], Бисмарк не воспринимал всерьез. Канцлер справедливо отмечал, что эти идеи старше самого графа и что воплощение их в жизнь было бы едва ли возможным, поскольку созданное на таких началах польское государство было бы нежизнеспособным. В этой связи Бисмарк считал, что в Петербурге настроения в отношении Австрии не изменилисьLXXXVI. По его мнению, «Россия сейчас в своих польских провинциях в состоянии подавить восстание, прежде чем оно сможет развиться» [1783]. Тем не менее, Бисмарк считал более чем вероятным то, что в Вене эти планы обсуждались как одно из главных положений общей франко-австрийской политической программы совместных действий.

В этих международных обстоятельствах Бисмарк писал представителю северогерманской дипломатической миссии в Париже графу Эберхарду цу Зольмс-Зонненвальду, что теперь уже «не было никакого основания замалчивать о совместных действиях с Россией или делать из этого тайну». Бисмарк настоятельно подчеркивал, что «мы не хотим стать чужими по отношению к России и не хотим, чтобы в Париже рассчитывали на такую размолвку». В условиях перманентной напряженности в международных отношениях северогерманский канцлер стремился «не ослаблять во Франции и Австрии уверенность в том, что против нападения с этой стороны мы не останемся без альянса, и что попытки отделить нас от России, лишены успеха» [1784].