Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

Текст этой депеши Абекена выглядел так:

«Его Величество король пишет мне: граф Бенедетти перехватил меня на прогулке, чтобы, в конце концов, очень навязчивым образом потребовать от меня, чтобы я немедленно разрешил ему телеграфировать, что я навсегда обязался никогда более не давать своего согласия, если Гогенцоллерны вернутся к своей кандидатуре. В конце концов я дал отпор ему, довольно серьезно, потому что такие обязательства не могут и не должны приниматься à tout jamais [1954]. Конечно, я сказал ему, что еще ничего не получил и что, поскольку он был проинформирован из Парижа и Мадрида раньше меня, он, вероятно, понял, что мое правительство снова вышло из игры. После того Его Величество получил письмо от князя. Поскольку Его Величество сказал графу Бенедетти, что ждет сообщение от князя, он с учетом вышеупомянутого чрезмерного требования, на основании доклада графа Эйленбурга и моего, решил более не принимать графа Бенедетти, а только сообщить ему через адъютанта, что Его Величество ждет от князя подтверждение сообщения, которое Бенедетти уже получил из Парижа, и что ему больше нечего сказать послу. Его Величество оставляет на усмотрение Вашего превосходительства вопрос о том, не следует ли теперь сообщить о новом требовании Бенедетти и его отклонении как нашим послам, так и в прессе» [1955].

В своих мемуарах Бисмарк вспоминал: «Я прочел ее моим гостям, и она повергла их в такое подавленное настроение, что они пренебрегли кушаньями и напитками» [1956].

Получив от Мольтке и Роона утвердительный ответ о том, что Пруссии было бы более выгодно начать боевые действия, нежели откладывать их, Бисмарк приступил к решительным действиям. Использовав переданные ему королем через Абекена полномочия обнародовать содержание телеграммы, Бисмарк, «вычеркнув кое-что из телеграммы, но, не прибавив и не изменив ни слова» [1957], придал ей совершенно иное звучание.

Вечером, в 11 часов 15 минут из Берлина дипломатическим представителям Северогерманского союза в крупных городах Германии была отправлена депеша, вошедшая в историю как Эмская депеша:

«После того как известия об отречении наследного принца Гогенцоллерна были официально сообщены французскому императорскому правительству испанским королевским правительством, французский посол предъявил в Эмсе его королевскому величеству добавочное требование уполномочить его телеграфировать в Париж, что его величество король обязывается на все будущие времена не дать снова своего согласия, если Гогенцоллерны вернутся к своей кандидатуре. Его Величество король отказался затем еще раз принять французского посла и приказал дежурному адъютанту передать ему, что Его Величество не имеет ничего более сообщить послу» [1958].

Да, Бисмарк отредактировал депешу Абекена, сделав ее более лаконичной и информативной. Смысловым ядром варианта Бисмарка стало французское требование отказа прусского короля от поддержки кандидатуры Гогенцоллернов на испанский престол и последовавшее отклонение Вильгельмом I дальнейших переговоров с Бенедетти. Но разве Бисмарк что-то придумал и написал от себя? Разве не по такому сценарию развивались действия в Эмсе? Разве не с такими требованиями Бенедетти настойчиво обращался к Вильгельму I несколько раз?

И можно ли даже на основании отредактированной Бисмарком депеши утверждать, что депеша «приобрела характер, оскорбительный для Франции: ее послу бесцеремонно указали на дверь и больше с ним, а тем самым с Францией разговаривать не хотят» [1959]? Правомочными ли вообще были эти «переговоры» в Эмсе? Имел ли право французский посол в нарушение всех норм поведения дипломатов что-либо неоднократно «требовать» от законного правителя иностранной державы? Имела ли Франция право вмешиваться как в отношения внутри дома Гогенцоллернов, так и во внутриполитические события в Испании, если учитывать, что сами испанские кортесы пригласили на трон принца Леопольда?

Ответ на эти вопросы очевиден.

После прочтения отредактированного варианта депеши приободренный Мольтке сказал: «Так-то звучит совсем иначе; прежде она звучала сигналом к отступлению, теперь – фанфарой, отвечающей на вызов» [1960].

Бисмарк тогда отметил, что своим содержанием и способом распространения через телеграф и газеты текст депеши «произведет там (в Париже – В. Д.) на галльского быка впечатление красной тряпки». Главным было для Бисмарка, «чтобы мы были теми, на кого напали, и галльское высокомерие и обидчивость помогут нам в этом» [1961]. В этот же вечер депеша была передана представителям Северогерманского союза в германских городах [1962]и за рубежом [1963].

И пусть Эмская депеша явилась свидетельством литературного искусства Бисмарка, с моральной точки зрения она приблизила вероятность начала боевых действий с Францией, которые должны были стоить жизни не одной тысячи погибших на полях сражений французов и немцев. Но не к такому ли исходу вели действия самой Франции накануне всей этой истории с депешей? Ответ не требует дополнительных доказательств.

В условиях уже давно шедшей газетной войны, охватывавшей все более широкие круги общества, пения Марсельезы на улицах Парижа, лозунгов: «На Берлин!» [1964]– Франция решила сделать шаг к тому, чтобы перевести действия со страниц своих газет на поля сражений и 13–15 июля начала мобилизацию.

15 июля в 12 часов дня французское правительство сообщило Сенату и Законодательному собранию об объявлении войны Северогерманскому союзу [1965].

В лишь только после этого Берлин приступил к ответным мерам, объявив 15 июля о военной мобилизации в Северогерманском союзе, а также обратившись к правительствам южногерманских государств с просьбой о приведении вооруженных сил в состояние боевой готовности [1966]. 16 июля военную мобилизацию начал, возможно, самый психологически важный для Пруссии союзник в Германии: Бавария [1967]. 20 июля баварский посланник в Берлине Максимилиан Йозеф Перглер фон Перглас передал Бисмарку из Мюнхена новость о том, что баварское правительство, согласно союзному договору, готово выступить на войну против Франции, как и все другие правительства немецких государств. О важных изменениях во внутригерманском мире свидетельствовала состоявшаяся в эти же дни переписка между главами самых могущественных в Германии королевств, в общественном мнении которых уже несколько росло недовольство политикой Франции [1968]. На выражение Вильгельмом I благодарности в том, что «Ваше (Людвига II – В. Д.) настоящее патриотическое поведение воодушевило Ваш народ; вся Германия соединилась так, как еще никогда в прежнее время», баварский король отвечал: «С воодушевлением будут сражаться баварские солдаты вместе со своими прославленными товарищами по оружию за правое дело и честь Германии» [1969]. 16 июля великий герцог Фридрих I объявил о мобилизации в Бадене, 17 июля король Карл I начал мобилизацию в Вюртемберге [1970].