Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

Ноябрьские договоры вступили в силу 1 января 1871 г. в обновленной конституции Северогерманского союза (фактически переименованного уже 10 декабря в Германскую империю), что можно считать официальной датой образования Германской империи [2235], германского национального государства на малогерманской основе под главенством прусского дома Гогенцоллернов [2236]''". Как отмечал депутат Северогерманского рейхстага и один из основателей Свободно-консервативной партии Карл Рудольф Фриденталь, Вильгельм I продемонстрировал, что в отличие от Габсбургов династия Гогенцоллернов не использовала свое положение в своекорыстных целях, но «служила общему благу и использовала власть, которой он обладает в своем народе, только для общего блага» [2237].

Огромным авторитетом в Германии в эти дни пользовался не только Вильгельм I. Один из основателей северогерманской Свободно-консервативной партии Эдуард Георг фон Бетузи-Гук заявил на заседании прусского парламента 7 января, что происходящие события заставляют его направить «подлинно дружеский вотум доверия здешней Палаты» [2238]в Версаль Бисмарку. Даже извечный критик Бисмарка Рудольф Людвиг Карл Вирхов признавал ту популярность, которую Бисмарк приобрел в Германии в эти непростые дни. На этом же заседании прусской палаты депутатов он произнес такие слова: «Все, чего желают, Все, на что надеются, Все, чего ожидают, сосредоточено в одном человеке: Бисмарке <���…> нынче, если Бисмарк остается – все остальное может идти прахом. Потому что тогда Отечество будет в полной безопасности, и беспокоиться будет больше не о чем. Было бы в таком случае просто необходимым найти эликсир ad longam vitam [2239], чтобы сохранить этого человека настолько, чтобы его хватило хотя бы на несколько поколений, чтобы развитие Германской империи продолжалось с полной определенностью». Правда, в свойственной себе манере Вирхов резюмировал: «Однако это, вероятно, только мгновенное раздувание этого чувства личного восхищения» [2240].

26 февраля 1871 г. в Зеркальной галерее Версальского дворца германским канцлером Отто фон Бисмарком от лица императора Вильгельма I и главой исполнительной власти Французской республики Адольфом Тьером был подписан прелиминарный мир [2241]. «Никогда Пруссия не забудет, – писал Вильгельм I российскому императору, – что она Вам обязана тем, что война не приняла крайних размеров. Да благословит Вас за это Господь!». Александр II телеграфировал германскому императору: «Дай Бог, чтобы последствием был твердый мир. Счастлив, что мог, как преданный друг, доказать Вам мое сочувствие. Да будет дружба, нас связывающая, залогом счастья и славы наших обоих государств» [2242]. Похожие мысли российский император высказал Ройсу на торжественном приеме по случаю принятия Вильгельмом I титула германского императора. Ройс сообщал о «милостивом» обращении Александра II и передавал в Берлин следующее: «Император <���…> надеется и желает, чтобы германский император остался таким же верным другом, каким всегда был для него король Пруссии. Со своей стороны он останется для Вашего величества навсегда неизменно прежним. Он надеется на то, что новое достоинство принесет счастье Пруссии и Германии, и что хорошие отношения между двумя соседствующими империями еще более упрочатся» [2243]. Своим ответом Ройс уверял российского императора, что Вильгельм I испытывает ровно такие же чувства.

В отличие от царившей в монарших отношениях идиллии Европа негодовала. Рейхсканцлер Австро-Венгрии Ф. Ф. фон Бойст в разговоре с германским послом Х. Л. фон Швейницем сожалел, что такие тесные отношения между Берлином и Петербургом «осложнили» выстраивание «хороших отношений между Германией и Австрией», к чему он «так стремился» [2244]. На опасность такой точки зрения, которой придерживались в Вене, обращал внимание Горчаков в разговоре с Ройсом [2245]. Причем российского канцлера тревожило то, что такие взгляды дадут почву для негативной критики российско-прусского сотрудничества в российском общественном мнении. Такие переживания не были беспочвенными. В российской прессе, по словам Ройса, звучали самые разные настроения, но их общая направленность была «от совершенно неблагоприятных до откровенно враждебных». Ройс писал, что «к упрекам в несправедливости и жестокости в адрес нашего правительства добавлялись такие же в адрес всех европейских правительств (а вместе с этим, косвенно и в адрес российского правительства) в том, что из-за упущения момента для своевременного вмешательства они все причастны к несправедливым решениям и проистекающей из них угрозе для всей Европы» [2246]. В Великобритании шли дискуссии о том, что Россия и Пруссия или еще в начале Франко-германской войны [2247], или в течение самого ближайшего времени [2248]подпишут двусторонний договор. К слову сказать, обсуждая с Ройсом эти слухи о российско-прусском договоре, Александр II заявил, что, если бы «меня спросили об этом, я бы ответил: да, он существует; однако он не написан на chiffon de papier [2249], но основывается на старой, верной дружбе и это для нас гораздо больше, чем если бы он был зафиксирован на листе бумаги. Такой может быть разорван, наш же союз неразрывный» [2250].

Согласно 7 статье Версальских прелиминарий, переговоры об окончательном мире должны были вестись в Брюсселе [2251], но после того как они были прерваны новостями о провозглашении Парижской коммуны, переговорный процесс был возобновлен во Франкфурте. Со стороны Германской империи их вели германский канцлер, князь О. фон Бисмарк-Шёнхаузен и германский посланник при Святом престоле граф Х. фон Арним, со стороны Французской республики – министр иностранных дел Ж. Фавр, министр финансов О. Т. Пуйе-Кертье и член Национального собрания М. Э. де Гулар.

10 мая 1871 г. во Франкфурте-на-Майне был подписан мирный договор, закончивший Франко-германскую войну [2252]. Этот договор подтвердил основные положения Версальского прелиминарного мира, с более детальной разработкой частностей. Согласно 1 статье, Германия приобретала значительную часть Лотарингии и почти весь Эльзас с важной в стратегическом плане крепостью Мец. Жители этих областей, в соответствии со 2 статьей, имели право сохранить французское подданство и переселиться во Францию до

1 октября 1872 г., предварительно известив германские власти. Согласившись оставить Франции небольшую территорию в районе Бельфора, Бисмарк добился от французских уполномоченных согласия на передачу Германии богатого железной рудой района к западу от Тионвиля в Лотарингии.

Захват Эльзаса и Лотарингии действительно имел для Германии стратегическое значение, поскольку обладание этой территорией французами создавало постоянную угрозу нападения на территории областей католической Южной Германии. Это, по мысли Бисмарка, было опасно для только что созданной Германской империи, где еще только предстояло укрепить связи протестантского Севера и католического Юга, почему депутаты прусского парламента и требовали поддержки интеграционных процессов [2253], а также политики Бисмарка на национальных окраинах новообразованной империи [2254].