Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

В области внутренней политики обе страны нуждались во внутреннем реформировании и укреплении государственного строя. В Пруссии до 1866 г. остро стоял вопрос о завершении многолетнего конституционного конфликта, разъедавшего внутриполитическую систему государства. Принятием закона об индемнитете центральная власть в диалоге с парламентом, а главное, прусским обществом достигла своего рода политического компромисса, необходимого для дальнейшего здорового развития государства и поиска эффективных ответов на новые политические вызовы. Это было особенно актуально в связи с тем, что после 1866 г. Пруссия столкнулась с важной задачей более высокого уровня – необходимостью выстраивания эффективной системы функционирования нового государственного образования: Северогерманского союза, в котором Берлин впервые за несколько веков выступал в непривычной для него роли консолидирующего центра для целого ряда германских государств. Успешное исполнение этой роли создало предпосылки для политического объединения в 1871 г. уже всех германских государств в единую империю и для дальнейшего развития прочных разноуровневых связей, скреплявших государственное здание единой Германии. С целью вывода России из того катастрофического положения, в котором она оказалась после Крымской войны, сохранения международного престижа страны и возможности эффективного отстаивания в будущем национальных интересов российский император Александр II задумал комплекс внутриполитических преобразований, призванных оздоровить все основы государства, и приступил к активной реализации реформ. В ходе Великих реформ, ставших по своему масштабу беспрецедентными в истории Российской империи, на повестку дня было поставлено решение целого ряда наболевших социально-экономических проблем. Проводимая центральной властью модернизация традиционного российского общества явилась своего рода настоящей революцией сверху.

В системе международных приоритетов для политического руководства Пруссии и России становилась более очевидной острая необходимость решения национальных внешнеполитических задач. Для Пруссии это было урегулирование германского вопроса, что путем выстраивания новой архитектуры отношений в Центральной Европе должно было снять остроту национального вопроса в германских государствах и обеспечить устойчивую региональную стабильность в развитии этой части континента. Для России такой задачей была ликвидация ограничительных статей Парижского мирного договора 1856 г. в отношении нейтрализации Черного моря, что обеспечивало ей более выигрышные позиции в восточном вопросе, в котором противостояние между европейскими державами закручивалось уже с новой силой.

Укреплению прусско-российского партнерства в Европе способствовало также отсутствие в этот период непримиримых противоречий в отношениях между двумя странами и одновременное усиление разногласий с другими участниками европейского концерта, прежде всего Францией и Австрией. Результат такого взаимодействия России и Пруссии, следствием которого стало сохранение мира в Европе, особенно проявился во время люксембургского кризиса в 1867 г. и эскалации восточного вопроса во второй половине 1860-х годов. Руководствуясь принципами гуманизма и человеколюбия, Петербург в 1868 г. инициировал первую европейскую конференцию, посвященную обсуждению разработки законов войны. Активно поддержанный прусской делегацией, Горчаков, однако, с удивлением обнаружил, что представители других зарубежных стран не желали исключать из военной практики варварские средства борьбы, вследствие чего конференция закончилась с более скромными результатами по сравнению с тем, что в самом начале предлагал Петербург. Несмотря на всю эту миротворческую политику, отношение к России в европейском общественном мнении, правда, все равно оставалось враждебным. «Санкт-Петербургские ведомости» писали: «Русские агенты, по мнению европейской журналистики, рассеяны по всей Европе. Они возбуждают молдаван, болгар и сербов; они волнуют галичан и чехов, поддерживают кандийцев [2304]и пр. К каким только средствам не прибегали для того, чтобы возбудить вражду к России, чем только не пользовались, чтобы очернить ее прошедшее и будущее» [2305].

На этом фоне официальные прусско-российские отношения в 60-х гг. XIX в. демонстрировали положительную динамику развития. Крепость связей между двумя странами зависела от решения трех ключевых вопросов: национального вопроса, вопроса о легитимности и революционного вопроса.

Национальный вопрос был представлен комплексом региональных проблем, затрагивавших прямо или косвенно интересы не только России и Пруссии, но и остальных европейских государств. Первой серьезной проблемой, решение которой явилось неотложной обязанностью Берлина и Петербурга, стал польский вопрос. Восстановление независимой Польши противоречило государственным интересам России и Пруссии. Создание самостоятельного польского государства привело бы не только к нарушению их территориальной целостности, но и к формированию в Восточной Европе нового расклада сил, поскольку западные державы таким образом стремились укрепить свое влияние в восточноевропейском регионе. Польский вопрос предоставил Бисмарку возможность сделать первый практический шаг в выстраивании стратегического партнерства между Берлином и Петербургом. Бисмарк выступал сторонником крайне резких мер в отношении польского национального движения и был категорическим противником возникновения нового очага напряженности в этом регионе. Политика германизации признавалась им единственно верной в польских областях, входивших в состав Прусского королевства. По аналогии с этим, он считал необходимым для Петербурга активное проведение политики русификации в Царстве Польском и резко критиковал либеральный курс царских наместников, полагая, что кроме разжигания дальнейших беспорядков в польских землях он ни к чему не приведет. Встав на сторону Российской империи во время польского восстания, Бисмарк предпринял очень рискованный и опасный ход, поскольку слабая Пруссия выступила заодно с ослабленной Россией против дипломатического похода мощной континентальной коалиции Франции, Англии и Австрии. Выбранная Горчаковым линия защиты в польском вопросе и тонкое дипломатическое лавирование Бисмарка расстроили ряды западных держав и продемонстрировали общность прусско-российских интересов, свидетельствующую о возможности и перспективе дальнейшего укрепления отношений между двумя государствами.

Еще одной региональной проблемой общеевропейского национального вопроса являлся вопрос восточный. Многовековой комплекс противоречий на Востоке был тлеющей проблемой европейских международных отношений. Расширение национального движения на Балканах и обострение турецко-греческих противоречий в середине 186о-х гг. в связи с восстанием на Крите – все это угрожало Европе новым всплеском политической напряженности в этом регионе с непредвиденным результатом для всего континента. В отличие от польского вопроса Бисмарк исключал вероятность активной поддержки Петербурга в этих делах, а уж тем более участие Пруссии, а затем и Северогерманского союза в возможных военных действиях на Востоке. Такая перспектива не была бы поддержана общественным мнением Германии, поскольку она не являлась приоритетным направлением германской внешней политики. При очевидном нежелании Франции и Англии серьезно заниматься этими вопросами Берлин поостерегся оказать активную поддержку российской делегации на международной конференции, прошедшей в январе 1869 г. в Париже. В таких обстоятельствах, а также учитывая сложное финансово-экономическое состояние и собственное международное положение, Россия не решилась в одностороннем порядке оказать активную поддержку восставшему Криту и вступившейся за него Греции. В качестве компенсации Бисмарк неоднократно предлагал России помощь в отмене условий нейтрализации Черного моря, что было первостепенной задачей Александра II и Горчакова. Примечательно, что еще в 1866 г. Россия при желании имела возможность заявить о денонсации в одностороннем порядке ограничительных статей Парижского мира 1856 г. и восстановить свои исторические права и свое вооруженное присутствие в Черном море. Учитывая разобщенность великих держав, растерянность Европы от произошедших под Кёниггрецем событий и последовавшего вслед за этим изгнания Австрии из Германии, можно предположить, что такое российское возвращение к Черному морю едва ли вызвало бы сколько-нибудь серьезную реакцию европейских великих держав помимо очередных дипломатических походов, как это было в 1863 г. в связи с польскими делами. Не следует забывать, что накануне подписания Пражского мира в 1866 г. Бисмарк неоднократно предлагал Александру II прусскую дипломатическую помощь в отмене парижских ограничительных статей. Однако российский самодержец, выступая за соблюдение сохранности международных договоров, не делал в этом исключение даже для собственной страны, чем демонстрировал свой однозначный отказ от политики двойных стандартов, методами которой пользовались в 1860-е годы остальные участники европейской пентархии. Имея перспективу освобождения от возложенных на Россию уз в восточном вопросе, царское правительство считало антигуманным подталкивать европейские народы к войне для удовлетворения собственных политических задач, пусть даже и жизненно важных для развития России. Когда в 1870 г. неотвратимость радикальных изменений в международных делах стала очевидной, Россия тогда уже посчитала возможным заявить о своих исконных правах в Черном море. Пруссия в отличие от Франции оказала России в этом вопросе полную дипломатическую поддержку, во многом благодаря которой ей удалось упразднить ограничительные статьи Парижского мирного договора 1856 г. на Лондонской конференции в начале 1871 г.