Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

В Петербурге Бисмарк принял решение всеми доступными ему средствами способствовать формированию в России благоприятного отношения к Пруссии и прусской политике. Вскоре события в Польше предоставили ему возможность подтвердить это на деле.

На протяжении XIX столетия польский вопрос являлся одним из наиболее взрывоопасных элементов европейской системы международных отношений. Несмотря на то, что после трех разделов Речи Посполитой XVIII в. и Венского конгресса 1814–1815 гг. это государство перестало существовать на политической карте ЕвропыХ, польская проблема неоднократно обращала на себя внимание внешнеполитических ведомств европейских государств. Это драматическое по своей сути славянское противостояние стало важным инструментом во внешнеполитических концепциях одних государств и сложной внутриполитической проблемой для других держав.

В начале 1860-х гг. стечение целого ряда обстоятельств привело к беспорядкам в Царстве Польском. В 1855 г. скончался император Николай I, а почти через год – бессменный наместник Царства Польского фельдмаршал князь Иван Федорович Паскевич. Уход из жизни двух знаковых для российско-польских отношений первой половины XIX в. фигур знаменовали собой окончание периода жесткого управления Польшей.

Начало внутриполитических преобразований Александра II и назначение на пост наместника Царства Польского князя Михаила Дмитриевича Горчакова, «человека старого, нервного, слабого и физически, и нравственно» [479]– все это также оживляло политическую деятельность поляков и ослабляло царскую администрацию в Польше.

Немаловажную роль сыграли международные события. Широкое национальное движение в Италии вдохновляло поляков на мечты о восстановлении независимости Польши. Но главная поддержка пришла с Запада, на который польское освободительное движение традиционно возлагало особые надежды. Французский император Наполеон III, провозгласивший принцип национальностей, неоднократно заявлял о возможности создания венгерских и, главное, польских легионов, как действенной силы против своих основных противников на Востоке. Если позиция России, Пруссии и Австрии в этом вопросе заключалась в отстаивании своих прав на польские земли, то Англия и Франция своей поддержкой польского движения способствовали эскалации конфликта в Европе, что прекрасно понимали не только в Петербурге, но и в Берлине [480].

В первых числах января 1861 г. Бисмарк сообщал в Берлин [481]о состоявшейся встрече А. М. Горчакова с представителями иностранных держав, на которой обсуждались беспорядки в Царстве Польском. Тогда министр заверил, что он «ни при каких условиях не опасается пропольски настроенного движения внутри русских границ», поскольку польское волнение распространяется лишь в польских областях. Он подчеркнул, что единственным следствием польских выступлений станет то, что «до этого пустующие крепостные тюрьмы в Варшаве и не только в Варшаве вновь будут наполнены, и правительство, вопреки желанию императора, вернется к прежней строгости по отношению к полякам». Он был уверен в надежности и верности вооруженных сил, находившихся в крае, и поддержке царской администрации высшим слоем польского общества, подчеркивая, что «польская знать, как никто другой, знает, что в таком случае царскому правительству гораздо труднее будет защитить эту знать от крестьян, нежели себя – и от крестьян, и от знати».

Российская сторона отмечала в разгоравшихся событиях французский след, который был тем заметнее, чем сильнее Наполеон III выступал за поддержку прав наций на самоопределение. Еще летом 1860 г. Бисмарк писал О. Цительману, что «после того как Наполеон дал о себе знать в Польше, здесь все наполнилось большим недоверием» [482]. Также и Горчаков информировал дипломатов, что император был преисполнен «сильными жалобами на французские интриги». Сам же министр выражал уверенность в том, что «Франция ни при каких обстоятельствах не прибегнет к тому, чтобы зажечь всеобщий революционный воспламенитель на востоке Европы, и что с любым движением, лишенным французской помощи, справятся» [483].

Польская проблема постепенно раскалывала Европу на два лагеря. В указанном письме Бисмарк сообщал о подготовке в Вене для Петербурга и Берлина донесений о деятельности революционных партий Италии, Венгрии и Польши, причем «во всех донесениях на передний план выдвигается польский элемент для того, чтобы чисто австрийскую проблему представить как общую задачу трех держав». [484]У Вены появлялась возможность использовать не только восточную политику, но и польский вопрос для налаживания отношений с Россией. Сам Бисмарк к этому относился скептически. Он считал, что Вена не отказывалась от политики, нацеленной на утверждение своего превосходства в Центральной Европе и на Балканах: «Известно, что в Австрии довольно охотно смотрят на то, чтобы в Польше или Шлезвиге [485]мы (пруссаки – В. Д.) или Россия были втянуты в бой» [486]. Таким образом, для упрочения своего положения в Европе Вена охотно могла пойти на эскалацию конфликтов в указанных регионах. Бисмарк сообщал, что в высших ведомственных кругах России если Австрию и не обвиняют в «подстрекательстве варшавских происшествий», то, по крайней мере, считают, что беспорядки в Польше идут на руку Вене [487], а, по мнению Горчакова, настоящей целью Австрии было «придать польскому вопросу больший вес и добиться солидарности трех восточных держав» [488].

В этих обстоятельствах Александр II продолжал полагаться на российско-прусское сотрудничество в урегулировании событий в крае. На состоявшейся в конце января 1861 г. аудиенции император, комментируя опасность венгерской революции для развития событий в Польше, повторил Бисмарку «свою решительность к энергичному вмешательству против любого незаконного порыва и высказал надежду, что в пределах наших (прусских – В. Д.) территориальных границ с этим порывом поступят так же сурово» [489]. Бисмарк советовал Шлейницу занять в польском вопросе ту же непримиримую позицию, что и Александр II. Несколькими днями позже он писал о том, что любые уступки полякам могут вызвать «симптом опасения, как будто мы (пруссаки – В. Д. ) боимся чего-то серьезного от наших поляков и не в состоянии их подавить, как только нам этого захочется. Любая видимость слабости увеличивает предприимчивость противников» [490].

Прошедшая 13 февраля 1861 г. в Варшаве манифестация в память Гроховского сраженияXI была разогнана по приказу обер-полицмейстера Варшавы полковника Федора Федоровича Трепова. Беспорядки продолжались, и 15 февраля в Краковском предместье демонстрантам преградили дорогу правительственные войска. После того, как в войска полетели камни, генерал-лейтенант Василий Иванович Заболоцкий дал приказ открыть по демонстрантам огонь. Демонстрацию удалось разогнать. Сложно дать однозначную оценку настроениям в царских войсках в Варшаве. Многие солдаты и офицеры во время февральских манифестаций 1861 г. выражали свое сочувствие демонстрантам. Так, полковники Корф и Бентковский покончили жизнь самоубийством, другие офицеры ломали свои шпаги и громко заявляли, что считают позором убивать беззащитных. [491]В это же время Бисмарк сообщал в Берлин, что «совсем нежелательное впечатление произведет на здешние военные круги и, чего опасаются, на настроение войск, если подтвердится, что офицер, отдавший приказ стрелять, будет отдан под суд» [492].