Василий Дударев - Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг.

В этой связи нельзя не уделить внимание письму Бисмарка Вертеру 6 августа, содержание которого должно было быть доведено до сведения министра иностранных дел Австрии Рехберга. Бисмарк настаивал на том, что отторжение герцогств от Дании не является делом Германского союза, но исключительно Пруссии и Австрии: «После заключения мира с Данией, обе державы находятся в том положении, чтобы самостоятельно заняться утверждением порядка в обоих герцогствах и <���…> вести управление от своего собственного имени». [936]

Бисмарк высоко оценивал сложившееся в период Датской войны сотрудничество Пруссии и Австрии. Он писал, что две великие германские державы не могли допустить учреждения должности третьего комиссара для контроля над герцогствами со стороны Германского союза. По его мнению, это была бы уступка национальному либерализму, «демагогам» из Сейма и революции, «под покровом» шлезвиг-гольштейнского вопроса. «Истинно немецкая и консервативная политика, – писал Бисмарк, – возможна лишь при единстве и управлении Австрии и Пруссии». Неоспоримое право Пруссии и Австрии на управление германскими землями Бисмарк считал «насущной потребностью для Германии». Лишь при таком тесном сотрудничестве можно было бы обеспечить труднодостижимое вследствие интриг Союзного сейма единство Германии на международной арене и оказывать существенное влияние на развитие Европы. «Если Пруссия и Австрия не будут едины, Германии в политическом смысле не будет совершенно» [937], – резюмировал Бисмарк. На состоявшейся 22 августа встрече Вильгельма I с Францем-Иосифом I и Рехбергом Бисмарк повторил: «Мы должны в целях проведения германской политики держаться вместе и сообща оказывать влияние на союзнические (по Германскому союзу – В. Д.) отношения» [938].

Еще со времен своей петербургской миссии Бисмарк прекрасно помнил, что Александр II неоднократно высказывался о необходимости прусско-австрийского единства в Германии. Выступая за тесный союз Австрии и Пруссии как оплот против революции, Бисмарк не только завоевывал популярность в Германии, но также демонстрировал на деле свое доброе отношение к России. Сравнивая действия Бисмарка с безуспешной политикой «нравственных завоеваний» периода «Новой эры», «Санкт-Петербургские ведомости» отмечали: «Для г. Бисмарка невозможного ничего нет. Он осуществил «нравственное завоевание», да еще какое? Нравственное завоевание Австрии <���…> чего никогда не снилось либералам» [939]. Конечно же, имеет место выраженная в советской историографии мысль о том, что Бисмарк стремился к максимальной выгоде от временного союза с Австрией [940], но нельзя не учитывать тот факт, что, еще будучи дипломатом во Франкфурте, Бисмарк неоднократно высказывался о союзе Пруссии и Австрии, как необходимом для существования Германского союза. Кажется, что в эту мысль он даже сам несколько поверил и теперь, в 1864 году. Так, в личной корреспонденции в сентябре 1864 г. он подчеркивал мысль о необходимости совместных действий двух великих держав: «Если слово «германский» должно быть больше нежели epotheton ornans, если должно быть практическое усиление могущества, то это, на мой взгляд, может быть достигнуто <���…> лишь путем интимного, активно проводящего германскую политику союза обеих великих держав» [941].

Перед угрозой военного конфликта между двумя германскими государствами, который не оставил бы равнодушным всю Европу, Петербург поддерживал кажущееся австро-прусское единство: «Мы сожалели бы, – подчеркивал Горчаков, – о разрыве между двумя великими германскими дворами» [942]. Российский министр выступал противником разногласий между Австрией и Пруссией не только в датском вопросе [943], но и по целому ряду политических проблем [944]. Ради того, чтобы добиться «наиболее благоприятного исхода» Венской мирной конференции для Дании, особенно учитывая «предстоящую династическую связь с Датским двором», Горчаков в сложившихся обстоятельствах считал целесообразным пойти на «сближение с Австрией», чем он даже «вызвал недовольство у императора» [945]. Поддержание взаимопонимания между двумя германскими великими державами, по мнению Горчакова, являлось залогом того, что ни одна из этих держав не «упадет в руки Франции» [946], что также было очень важно для России. Вместе с тем, Горчаков критически относился к перспективе такого единства двух германских противников. В письме Кноррингу в Вену он делился своими размышлениями: «В данный момент дворы берлинский и венский едины в датском вопросе. Но сохранится ли это на длительное время? Не повторится ли более прежнее соперничество?» [947]

Тем не менее, Бисмарк через Редерна убеждал Горчакова в искренности австро-прусской дружбы: «Высочайший (прусский – В. Д.) двор воодушевлен искренним желанием сохранить искреннее взаимопонимание с венским кабинетом и идти ему навстречу в той мере, в какой позволят прусские политические и торгово-политические интересы» [948]. Примечательно, правда, что если политические интересы временно и позволяли это, то прусские торгово-политические интересы свидетельствовали об обратном. Попытка южногерманских государств более свободно действовать в рамках Таможенного союза [949]и для возобновления своего участия в Таможенном союзе добиться подписания между Пруссией и Австрией предварительного таможенного соглашения [950]была жестко и в ультимативной форме пресечена Бисмарком, не желавшим распространения австрийского влияния на Таможенный союз [951]. 1 октября все члены Таможенного союза подписали договор о продолжении действия Союза на старых основаниях и в прежнем составе [952].

Конечно, этот экономический фактор по сравнению с датским вопросом отступал на второй план. Заподозрить Бисмарка в его антиавстрийских настроениях в это время было также непросто, как, правда, и опровергнуть их. «Московские ведомости» писали по этому поводу: «Прусско-австрийский союз <���…> принадлежит к замечательнейшим событиям нашего времени <���…> ему суждено, по-видимому, оказать немалое влияние на общие дела Европы» [953].

Пока же этот союз демонстрировал такое влияние на решение датского вопроса. В письме Вертеру 6 августа Бисмарк высказывал свое убеждение, что если Германский союз не мог доказать свое право на управление Гольштейном, то на Шлезвиг, который и не принадлежал Германскому союзу, и Лауэнбург у Союзного сейма тем более не было никаких прав. Бисмарк апеллировал к тому, что король Кристиан IX управлял этими герцогствами после своего вступления на престол единолично и после заключения мирного договора передал полномочия в управлении этими землями не Германскому союзу, но исключительно Пруссии и Австрии. По этой причине законность управления этими землями Пруссией и Австрией, по его мнению, оспорить было бы очень сложно, «пока один из наследных претендентов не доказал в убедительной форме свое право» [954]на герцогства. Таким образом, сохраняя свой наблюдательный статус в герцогствах, Пруссия и Австрия фактически присваивали себе исключительное право арбитра в споре между Ольденбургом или Августенбургом.