Елена Калмыкова - Образы войны в исторических представлениях англичан позднего Средневековья

Следует отметить, что почти никому из англичан не удалось сохранить полученные в битве при Азенкуре военные трофеи. Во время перехода в Кале английская армия терпела такие лишения, что англичанам приходилось обменивать собранную добычу и уцелевших пленников на пропитание, что неизбежно приводило к девальвации этой ценной единицы. «И многие из них освобождали пленников за небольшой выкуп или отпускали их под честное слово, и в то время из-за недостатка [продовольствия. — Е. К .] приходилось отдавать десять ноблей вместо четырех, и не важно, сколько стоил хлеб, лишь бы у них была еда». [647]В аналогичной ситуации оказалось войско Джона Гонта в 1385 г. после битвы при Альжубарроте. Жан Фруассар отмечает, что англичане были очень опечалены, поскольку убили пленных, за которых могли бы получить 400 тысяч франков. [648]

Стоит отметить существование в ходе Столетней войны еще одного вида выкупа, менее изученного в историографии и слабо отраженного в хрониках. Речь идет о выкупе, взимаемом с мирного населения, который сурово осуждался знатоками канонического права. [649]Но, как верно отмечает Н. Райт, посвятивший статью этой проблеме, мало солдат было знакомо с «Декретами» Грациана. [650]Впрочем, в соответствии с утвержденной каноническим правом традицией, ответственность за провозглашение и ведение справедливой войны лежит на правителях. Поэтому неудивительно, что английские короли (в первую очередь те из них, кто отличался особой набожностью) стремились хотя бы формально снять с себя ответственность за подобные правонарушения, регулярно издавая указы, призванные ограничить грабежи и насилия, чинимые их подданными. Эти указы мало способствовали безопасности населения охваченных войной территорий. Так, имели место официальные поборы (деньгами и провиантом), получаемые предводителем отряда с населенного пункта в обмен на его сохранность; подобные меры означали признание короля Англии законным сюзереном и трактовались как часть налогообложения. [651]Однако под выкупами (в данных случаях употребляются термины «patis» и «raencons du pays») следует понимать несанкционированные индивидуальные вымогательства. Согласно французским источникам, членами английских гарнизонов практиковались непосредственные похищения мужчин и женщин и удерживание их в плену с целью получения денег. [652]По мнению Т. Райта, которое сложно подтвердить или опровергнуть по причине отсутствия статистических данных, выкупы мирного населения преобладали над военными. [653]Естественно, не стоит думать, что patis были английским изобретением времен Столетней войны. Практика взимания с мирного населения поборов, несанкционированных командующими войсками, была широко распространена и в более раннюю эпоху. В ходе самой Столетней войны англичанам, живущим на границе с Шотландией, нередко приходилось выкупать свою безопасность во время набегов северных соседей. [654]

Третьим и, пожалуй, самым распространенным и эффективным способом обогащения в ходе войны был простой грабеж. Грабежи и убийства трактовались как преступление только в собственной стране, после пересечения границы королевства эти действия начинали восприниматься иначе. Оказавшись на территории неприятеля, наемники всеми силами старались оправдать риск участия в военных операциях. Традиционно продвижение войска по стране сопровождалось добыванием продовольствия, грабежами и разрушениями. И если первое было необходимо для поддержания существования самих солдат (продвижение войск в глубь страны превращало их снабжение из Англии в совершенно невыгодное предприятие), то на грабежи и разрушения обычно просто закрывали глаза. Однако, поскольку подобное поведение, во-первых, пагубно сказывалось на дисциплине внутри войска, а во-вторых, настраивало против завоевателей местное население (которое в конечном итоге должно было стать верными подданными короля Англии и Франции из династии Плантагенетов), командиры старались ограничить бесчинства подчиненных, вводя запреты на грабежи церковного имущества и причинение физического вреда женщинам и представителям духовенства. Несмотря на отдельные факты наказаний за нарушения королевских указов (в 1415 г. Генрих V повесил солдата, укравшего «в церкви позолоченную медную дарохранительницу, думая, что она золотая» [655]), грабежи, в том числе церковного имущества, продолжали существовать, впрочем, как и насилия над женщинами.

Порой военачальники сами приказывали войскам уничтожать все на своем пути. В этом случае такая акция называлась разорением ( vastare ), сопровождалась поджогами и отличалась от грабежей ( expilare ) в первую очередь стратегической направленностью. Например, по мнению монаха Томаса Бертона, Эдуард III опустошал французские земли, чтобы вызвать Филиппа Валуа на битву. [656]Эту же цель король преследовал в 1346 г. [657]Именно с этой целью в 1355 г. Черный принц приказал разорить графство Арманьяк. [658]Согласно сообщениям хронистов, совпадающим в данном случае с мнением некоторых современных исследователей, принц Эдуард приказал «опустошить всю страну, чтобы вызвать французов на сражение», [659]к которому он всячески стремился и от которого неизменно уклонялся Иоанн II. В своем письме в Англию принц так описывал продвижения своего войска: «И мы взяли путь на Тулузу, через землю, на которой много хороших городов и крепостей было сожжено и разрушено, ибо эта земля была очень богата и изобильна; и не было дня, чтобы мы не брали в сражениях городов, замков или крепостей». [660]Такой же рассказ содержится в письме сэра Джона Уингфилда к епископу Винчестерскому. [661]Помимо провокационных целей, подобные опустошительные кампании (в 1355 г. Черный принц прошел около 600 миль, в следующем году королевская армия проделала около 500 миль) носили также устрашающий демонстрационный характер, доказывая действием, что не существует силы, способной противостоять английскому воинству. Не случайно в донесениях отцу принц упоминает о том, что, услышав о приближении его армии, французы бежали из городов. [662]

В отличие от разорений, оправдать которые пытались некоторые современные исследователи, а также многие средневековые хронисты, многочисленные грабежи, сопровождавшие любой военный поход, были вызваны банальной жаждой обогащения. Упомянуть об этой важнейшей для каждого воина мотивации не забывал и «куртуазнейший из хронистов» — Жан Фруассар. Пожалуй, одно из ярчайших высказываний по этому поводу историограф вложил в уста Роберта д'Артуа, уговаривающего Эдуарда III оставить войну в Шотландии ради войны во Франции: «Сир, оставьте эту скудную страну, в которой и жечь-то нечего. Самое опасное дело — воевать с нищим народом, ибо при этом вы можете многое потерять и ничего не выиграть». [663]Что ж, богатые французские города делали для англичан перспективу возвращения на родину состоятельными людьми вполне реальной: например, город Барфлер и его округа, по оценке Джеффри Ле Бейкера, были настолько изобильны, «что даже мальчишки и крестьяне имели хорошую меховую одежду». [664]Безусловно, эту характеристику не следует воспринимать буквально, но в данном случае показательной является даже гипербола, поскольку она выражает саму идею богатства и изобилия. Подводя итог разграблению города Сен-Ло, Ле Бейкер заметил: «Трудно даже представить огромное богатство, которое было там захвачено, особенно в одежде; одежда там стоила очень дешево, если вообще находились покупатели». [665]Стоит отметить, что рассказы о грабежах и разорениях однотипны у всех хронистов, обыденность этого явления приводила к максимальной лаконичности его описания.