Елена Калмыкова - Образы войны в исторических представлениях англичан позднего Средневековья

Убийство герцога Бургундского 10 сентября 1419 г. изменило политическую ситуацию и расстановку сил. Обретя надежного союзника в лице Филиппа Доброго и учитывая негативное отношение жителей Иль-де-Франса к арманьякам, английский король не был согласен довольствоваться даже полным удовлетворением требований 1414 г. Решающий успех был оформлен подписанием «окончательного мира» в Труа. 18-й параграф этого договора передавал Нормандию Генриху в пожизненное владение на правах суверена. Однако после предполагаемой коронации Генриха французской короной герцогство Нормандия и другие «завоеванные земли» возвращались под юрисдикцию и подчинение французской короны («lа duchid de Normandie et les autres et chascun Hex par lui conquis ou royaume de France seront soubz la jurisdiction, obeisance et monarchic de la couronne de France»). Таким образом, этот договор определял Нормандию как часть Франции, а не как особое владение английских королей. Напротив, отсутствие упоминаний о Кале и Гаскони в договоре свидетельствует о том, что эти земли получили подтверждение статуса «английских земель», что соответствовало миру в Бретиньи. Следовательно, Генрих владел ими на правах английского короля, в то время как Нормандию он получил как наследник французской короны, подобно тому как Капетинги или Валуа жаловали ее в качестве аппанажа своим сыновьям в прежние времена [848].

После подписания договора в Труа Генрих V вообще перестал использовать титул герцога Нормандии, подчеркивая отказ от первоначального стремления к расчленению Франции и присоединению ее части к английским владениям. Отныне он выступал в качестве законного наследника Карла VI и действовал в Нормандии в интересах Французского королевства. Впрочем, после смерти Генриха V широкое распространение получила версия о том, что, находясь на смертном одре, этот государь завещал своему брату герцогу Бедфорду любой ценой удерживать Нормандию [849]. Независимо от того, давал или нет Генрих V такое распоряжение брату, новый регент оказался своего рода заложником договора в Труа и предшествующей политики Генриха. Не случайно, что уже 19 ноября 1422 г. во время встречи с членами парламента, канцлером королевства и членами парижского муниципалитета Бедфорд был вынужден пообещать «возвратить короне герцогство Нормандию» [850]. Впрочем, вопреки этому обещанию Бедфорд продолжил использовать титул «gouvemeur de Normandie», а также назначать в герцогстве специальных должностных лиц, таких как главный казначей и главный сборщик налогов. В подписываемых им документах он постоянно отделял титул регента Нормандии от титула регента Французского королевства [851].

На протяжении всего правления Бедфорда полномочия учрежденного еще Генрихом V в Руане Королевского совета герцогства Нормандского постоянно оспаривались центральными органами управления. Все попытки герцога перенести рассмотрение судебных исков по делам Нормандии в Руан наталкивались на жесточайшее сопротивление парижского парламента, усматривающего в этом нарушение условий договора в Труа [852]. В апреле 1434 г., разбирая очередную жалобу Парижского университета на неправомерные действия Королевского совета в Руане, генеральный прокурор Жан де Ла Гард, бывший по совместительству еще и ректором университета, постановил, что действия членов совета противоречат миру в Труа, по которому парламент является «главным и суверенным судом». Прокурор не только обвинил членов Королевского совета в нарушении закона и нанесении ущерба чести короля, но и вознамерился возбудить против них уголовное дело по статье об оскорблении величества ( lese-majeste ) [853]. Следует отметить, что парламент и другие органы центральной администрации были готовы усмотреть преступление в любой акции Королевского совета, регента или самого короля Генриха VI, если она была направлена на усиление нормандского сепаратизма [854]. В январе 1432 г., после торжественной коронации в Париже, молодой король остановился в Руане и присутствовал на заседании совета, который постановил учредить новый университет в Кане. Это решение вызвало бурный протест Парижского университета, усмотревшего в этом шаге умаление собственных прав. На защиту своего университета грозно встал парламент. 12 ноября 1433 г. один из ведущих теологов среди парламентариев Гийом Эрар открыто заявил, что основание нового университета не только противоречит интересам королевства, но и идет вразрез с христианской верой. На следующий день голос протеста против нового учебного заведения подали и каноники собора Парижской Богоматери [855].

К середине 30-х гг. XV в. управление Нормандией все больше становилось связанным с Англией, а не с Парижем. При этом английской администрации удавалось сохранять видимость герцогской автономии. В этот период население крупнейших городов Нормандии, таких как Руан, Кан, Арфлер, снова достигло уровня, предшествующего английскому завоеванию 1415–1422 гг. Демографический подъем был обеспечен не только стабилизацией жизни в регионе, но и притоком английских переселенцев из Англии и Иль-де-Франса [856]. Переехавшие на длительное или постоянное место жительство в Нормандию англичане были представителями самых разных социальных слоев: солдаты гарнизонов, служащие администрации, купцы, ремесленники, лица духовного звания. Соответственно, источники приобретения ими недвижимости тоже были весьма разнообразными. Многие (в том числе такие знатные лорды и прославленные воины, как Томас Бофор или Джон Фастольф) получили в награду за службу дома и лены из имущества, некогда принадлежащего противникам англичан и конфискованного в коронный фонд. Земельные пожалования всегда были связаны с необходимостью нести военную службу, место которой часто специально оговаривалось в дарственных грамотах. Например, наделенный среди прочих англичан нормандскими землями 1 февраля 1419 г. сэр Жильбер Амфравиль был обязан содержать гарнизоны во всех полученных замках, а также поставлять двадцать латников и двадцать четыре лучника в королевское войско [857]. Примечательно, что в числе пожалованных Амфравилю владений был город Оффранвиль, который, возможно, некогда принадлежал предкам сэра Гилберта. Но даже в этом случае скорее можно говорить о совпадении, чем о желании Генриха V вернуть потомкам нормандских родов фамильные земли.

Важно отметить, что получавшие недвижимость в Париже и Руане английские лорды по-разному относились к собственности в столице Франции и столице английской Нормандии. Если в Париже дома часто пустовали, их не ремонтировали и не заботились об их сохранности, то в Руане (и других нормандских городах) к полученным зданиям относились с хозяйской бережливостью. Конечно, многие англичане старались побыстрее продать обременительную собственность, однако специальные указы запрещали передавать пожалованные земли или здания представителям других народов, а также оформлять подобные сделки без разрешения Королевского совета [858]. Таким образом, английская администрация заботилась о том, чтобы выделенные англичанам лены всегда оставались в руках англичан. Показательно, что в отличие от Парижа многие служащие администрации или даже солдаты гарнизонов стремились воспользоваться служебным положением и связями для приобретения недвижимости. Например, лучник Джон Милсент, числившийся в гарнизоне Кана, получил от короля в начале 1421 г. пять домов в разных приходах города. Продолжая нести военную службу (уже в ранге пешего копейщика), он именовал себя во всех документах «bourgeois de Caen». С 1436 г. он помимо службы в гарнизоне стал выполнять обязанности тюремщика замка в Кане. Все это время Милсент понемногу преумножал свою недвижимость. В начале 40-х гг. он уже значился эсквайром, держащим от короны лены в бальяжах Кана, Котантена и Алансона. В отличие от многих других англичан Милсент смог сохранить большую часть недвижимости после 1450 г. [859]Стремление англичан всех рангов приобрести на выгодных условиях недвижимость в Нормандии было настолько массовым, что еще в 1423 г. Бедфорд от имени Генриха VI издал приказ, запрещающий солдатам гарнизонов селиться за городской чертой, поскольку иначе в случае срочной необходимости капитанам было бы трудно быстро собрать их. Впрочем, эти нарушения чаще касались самих капитанов, а не простых солдат [860].