Елена Калмыкова - Образы войны в исторических представлениях англичан позднего Средневековья

Весьма любопытно отношение англичан к населению французских провинций. Большинство хронистов в XIV в. выделяют нормандцев ( Normanni ), бретонцев ( Britones ), пикардийцев ( Picardi ) как особые общности, называемые ими «gens» и «natio». Например, выражая надежду на мир между англичанами и народами, входящими в состав Французского королевства, автор «Деяний Генриха V» использует для обозначения последних множественное число: «О, если бы быстро французские народы к миру и единению с англичанами пришли» («Utinаm cito gentes ille Francorum ad pacem et unitatem cum Anglis venian») [946]. Стоит отметить, что этот автор употребляет термин «Francorum» только в политическом, государственном контексте, рассказывая об обмене послами или решениях Королевского совета [947]. Во всех остальных случаях для определения французов хронист использует термин «Galli» или «Gallici», а также производные от них прилагательные («equites Gallicani», «Gallorum violencia» и т. д.). Как правило, указывающие на национальную принадлежность этнонимы, употребляются в источниках без дополнительных определений. Например, Ранульф Хигден заметил, что англичане в битве при Слейсе захватили в плен большое количество «французов и нормандцев ( Franci et Normanni )» [948]. То же самое отметил и хронист из Ланеркоста, заявляя о совместном выступлении нормандцев и французов: «Множество нормандцев и французов враждебно выстроились для сражения с ним [Эдуардом III. — Е. К .] и его [людьми]» («Numero Normannorum ас Gallicorum copioso contra ipsam et suos disposito hostiliter ad pugnandum») [949]. O нападении нормандских и генуэзских пиратов (pirate Normannici et Ianuenses ) на побережье Англии в 1339 г. сообщил Джеффри Ле Бейкер [950].

Между тем нередко историографы именовали всех подданных французской короны «французами», игнорируя региональные различия. Например, рассказывая о нападении врага в 1359 г. на Винчелси, Томас Уолсингем вначале обозначил противников как нормандцев, а чуть ниже именует их же французами: «Тем временем нормандцы с небольшим флотом к Винчелси приплыли…. когда французы приплыли…» («Interim Normanni cum modica classe navium apud Wynchelse applicuerunt… cum Franci applicuissent…») [951]. Возможно, сосредоточившись на описании бесчинств, творимых нападавшими, Уолсингем забыл о первом определении. Однако, скорее всего, для него разница между нормандцами и французами не была принципиальной. Разумеется, многочисленные примеры обозначения всех жителей Французского королевства как французов можно найти и в текстах эпохи классического Средневековья, однако со временем, благодаря политической централизации государства, эта тенденция заметно усиливается. В этом контексте важно подчеркнуть, что не только «чужие» смотрят на подданных Франции как на французов, но и сами подданные французской короны все активнее начинают подчеркивать единство народа. На примере различных официальных или полуофициальных (прежде всего политических трактатов) текстов видно, как общегосударственный этноним подавляет региональные.

Возвращаясь к английским авторам, подчеркну, что к XV в. хронисты все реже и реже оговаривают региональное происхождение подданных французской короны. Большинство таких упоминаний в эту эпоху можно смело относить к заимствованиям (как правило, прямым цитатам) из более ранних исторических сочинений. Лишь бургундцы и бретонцы продолжают мыслиться в качестве самостоятельных общностей, отдельных от французов, и то не всегда. Например, автор «Деяний Генриха V» причисляет к французам герцога Бургундского, указывая на лицемерие как на характерную черту этого народа («eum [dux Burgundie. — Е. К .] tenuisse regem nostrorum… et quod finaliter more omnium Gallicorum invenietur duplex, unus in publico et alius in occulto») [952]. Безусловно, герцог Бургундский Жан Бесстрашный находился в самом близком родстве с французским королевским домом. Но в данном контексте для английского автора были важны не родственные связи герцога, а его статус правителя земли, вассальной от французской короны. Из этого примера явствует, что анонимный хронист подразумевает под термином «Gallici» всех подданных французского короля, включая такого могущественного сеньора, как герцог Бургундский. Впрочем, стоит помнить о том, что этот хронист, а также остальные английские историографы или поэты очень часто называют «французами» всех солдат в войске короля Франции.

Говоря о названиях различных народов, стоит отметить, что для некоторых из них хронисты используют одни и те же термины, например «Angli», «Scotti». Для определения французов употребляются производные от «Gallia» и «Francia». Томас Бертон называет королевство Francia , народ — Franci , а язык — «ydioma Gallium» [953]. Адам из Маримута именует королевство Francia , а население — Gallici , не выделяя жителей Иль-де-Франса в особый народ. Выбирая тот или иной термин, хронист следует не географическому принципу, а исходит из того, относится ли «этническое» определение к самому государству или к населяющим его людям. Например, рассказывая о битве при Слейсе, историк называет флот «classis Franciae», «lassem navium Franciae», «мощнейший и огромнейший флот Испании и Франции» («fortitudinem et magnitudinem navium Hispaniae et Franciae ») [954], сообщая дополнительный оттенок «общегосударственного» или «национального» значения. Чуть ниже, описывая наступление французских войск, монах говорит о «первой когорте французов» («prima cohorte Gallicorum ») [955]. Французский язык также определяется как «свойственный французам» (например, приводя письмо Эдуарда III к Филиппу Валуа, Адам из Маримута указывает на то, что «король… написал… письмо по-французски» («Rex… scripsit… epistolam Gallicam») [956]). Этот же принцип словоупотребления был сохранен анонимным продолжателем хроники.

Один и тот же хронист зачастую далеко не всегда пользовался на протяжении всего сочинения определенными устойчивыми терминами. Приведу в качестве примера Томаса Уолсингема. Под 1340 г. он пишет о том, что король Англии получил известие о сговоре против него французов и нормандцев («rex… cepit nova… de conspiratione Francorum et Normannorum contra eum») [957]. Рассказывая о тайном появлении Эдуарда III в Кале в 1349 г. для раскрытия заговора капитана города с французами, историк употребляет другое производное от этого же корня — «Francigenis» [958]. А при описании нападения французских пиратов на английское побережье в 1359 г. он использует слово «Gallici» [959]. Эта «неразборчивость» в терминологии заимствуется вместе с информацией некоторыми историографами, цитирующими Уолсингема. Также в одном и том же значении употребляет разные этнонимы Джеффри Ле Бейкер, рассказывая о битве при Слейсе: сначала он пишет о кораблях французов «naves Gallicorum», а в развитии того же эпизода на следующей странице — про французский порт — «portum Francorum» [960]. В зависимости от терминологии источников Ранульф Хигден иногда использует слово «Gallia» и его производные, а иногда — «Francia» [961]. Составитель хроники, известной как «Дар истории» (1366 г.), везде использует производные от слова «Francia», в то время как анонимный продолжатель этого труда (1413 г.) не заимствует терминологию своего предшественника: обозначая королевство как «Francia», он называет народ «Gallici». В свете приведенных выше примеров становится совершенно очевидно, что в английских исторических текстах французов и их королевство могли именовать как «галлами» и «Галлией», так и «франками» и «Францией». При этом никакой семантической разницы в употреблении этих синонимичных этнонимов у большинства авторов не прослеживается.