Томас Вебер - Становление Гитлера. Сотворение нациста

Ни одно из этих условий не было выполнено. Неудивительно, что за этим последовали возмущения. 7 мая, за два дня до того, как Гитлер стал служить информатором, были опубликованы условия мира, разработанные в Париже державами-победительницами. Они требовали от Германии больших территориальных уступок, роспуска большей части её вооружённых сил, уплаты репараций и признания ответственности Германии за войну. В течение нескольких часов условия мира произвели огромный шок как в Мюнхене, так и по всей стране. «Итак, мы, немцы, узнали, — высказывала свое мнение Münchner Neuesten Nachrichten , газета баварского католического консервативного истэблишмента в редакционной статье на следующий день, — что мы не только побеждённый народ, но и народ, брошенный на полное уничтожение, если воля наших врагов станет законом».

Опубликование 7 мая условий мира разрушило прежний послевоенный оптимизм в Мюнхене на то, что мир придёт более или менее в соответствии с линиями, очерченными президентом Вильсоном и таким образом станет приемлемым для всех сторон. Условия мира не были необычайно жёсткими. Говоря беспристрастно, они были не более суровыми, чем те, что привели к концу предшествующие войны. Более того, большинство миротворцев в Париже были гораздо более благоразумными людьми, чем можно будет предположить по их последующей репутации. Дело в том, что в 1919 году условия мира были восприняты в Мюнхене как чрезвычайно карательные. Полное пренебрежение победителей в войне к пожеланию Временной Национальной Ассамблеи немцев Австрии, чтобы Австрия присоединилась к Германии, показало, что не будет рассвета новой эры в международных делах, основанной на принципе самоопределения наций. «Четырнадцать Пунктов» Вильсона и его видение нового типа международного порядка, равно как и последующие обещания, сделанные его администрацией, теперь рассматривались как пустые, ничего более, кроме как вероломная уловка.

С того момента, как новости об условиях мира достигли Мюнхена, в городе начало расцветать политическое недовольство. Хайнрих Вольффлин, швейцарский профессор истории искусств в Мюнхенском университете, например, писал 8 мая своей сестре о «огромном напряжении касательно мирного договора» в Мюнхене. Тремя днями ранее Михаель фон Фаульхабер, мюнхенский архиепископ, делился своими мыслями с другими баварскими епископами: «Такой вынужденный мир создаст основы не для мира, но для вечной ненависти, которая подвергнет общество неисчислимым внутренним потрясениям и сделает полностью невозможным существование Лиги Наций, на которую Святой Отец смотрел в течение войны как на цель развития и гарант мира».

Недовольство, вызванное опубликованием условий мира, не ушло. Например, 18 июня оперная певица Эмми Крюгер записала в своём дневнике: «Этому унижению Антанта осмеливается подвергнуть мою гордую Германию! Но она снова воспрянет. Никто не сможет раздавить такой народ, как наш!»

Шок, который почувствовали от условий мира, принял такие интенсивные формы потому, что только теперь, в дни и недели после 7 мая 1919 года, люди в Мюнхене осознали, что Германия была побеждена. Почти что мгновенно осознание отравило уже хрупкий политический климат города, как очевидно, например, проявилось во взаимодействии местных с представителями стран, с которыми воевала Германия.

До опубликования условий мира в Мюнхене было на удивление мало франко-германских трений, несмотря на большие потери баварских войск в сражениях против французов во время войны. Как отметил еврейский журналист Виктор Клемперер, вследствие того факта, что многие баварцы возлагали вину за войну на пруссаков, с французскими офицерами и должностными лицами, служившими в военных комиссиях, которые были образованы как часть соглашений по перемирию, обращались хорошо, когда люди встречались с ними на улицах Мюнхена. Клемперер сам был свидетелем этого, отмечая, что «они казались ни мстительными, ни даже заносчивыми, просто весёлыми и довольными их приёмом. И явно не без причины, потому что враждебных взглядов не было; на самом деле, некоторые были даже благожелательными — и благорасположение исходило не только из женских глаз». Он добавлял: «Я полагаю, что для людей в Баварии война прекратила своё существование. Война всегда была делом довлеющего прусского духа в Рейхе; Рейха более не существовало, Бавария снова была самой собой. Почему новое Свободное Государство не может вести себя общительно с Французской Республикой?»

Сцены, подобные этим, теперь были явлением прошлого. Например, в августе 1919 года, немецкие военнопленные, возвращавшиеся из Сербии, были полны презрения к французам. «Все придерживаются того мнения, что винить за позорный мир следует главным образом французов», — заявил солдат, который встретился с военнопленными. «Они все говорят, что если нам придётся снова воевать с французами, они все пойдут на войну».

Вполне может быть правдой, что в Центральной Европе Первая мировая война оставила после себя чрезвычайно взрывоопасную смесь горькой ненависти, воинственности и неисполненных мечтаний. Однако для многих людей — не только в Мюнхене, но по всей Германии — будет полугодовая задержка до тех пор, пока они осознают, что война не окончилась своего рода вничью, но что Германия действительно проиграла.

Из-за наследия Советской республики и её насильственных последствий, продолжавшихся материальных затруднений и опубликования жёстких условий мира в Париже, ситуация в Мюнхене оставалась чрезвычайно изменчивой в июне, как было очевидно для каждого при виде проволочных заграждений и импровизированных окопов, воздвигнутых и выкопанных на улицах города. Повсюду в Баварии дела обстояли не лучше. Как докладывал в начале июля служащий из сельской Нижней Баварии и Баварского Леса, работавший для Окружного военного командования 4, не только не был сокращён левый радикализм, но в действительности росла поддержка независимых социал-демократов. В соответствии с его докладом «Существует мощная пропагандистская активность в пользу независимых социал-демократов в Баварском Лесу, и почти никакой контрпропаганды». Служащий свидетельствует о том, как исчезает в регионе поддержка правительства, возглавляемого умеренными социал-демократами, заключая: «Похоже на то, что было много дискредитации и волнений снова в подготовке еще одного переворота». Он также предупреждал военные власти в Мюнхене о том факте, что «сельское население настроено враждебно в отношении нового рейхсвера», как была названа новая послевоенная армия.

Для разрядки политической ситуации в Мюнхене и в других местах Окружное Военное командование 4 и правительство в Бамберге решили уже в мае учредить «Народные курсы» ( Volkskurse), чтобы обратиться непосредственно к тем, кого рассматривали потенциально увлечёнными возобновлением коммунистических экспериментов. План был провести серию из шести вечерних лекций в университете с целевой аудиторией среди рабочих. Но он не сработал так, как предполагалось, поскольку целевая аудитория не проявила к ним интереса. Как сообщал 13 июня своей сестре Хайнрих Вольффлин, которого привлекли вести один из классов, «лекция для рабочих 11 числа потерпела фиаско. Посетителей было немало, но присутствовало лишь немного тех людей, для кого это событие было предназначено». Фиаско продолжилось: «Лекционный зал был заполнен полностью, но что было заметно — то были костюмы, а не халаты рабочих».