Томас Вебер - Становление Гитлера. Сотворение нациста

Тем не менее, его фокусировка на 9 ноября 1918 года не была исключительно приспособленческой. На всю оставшуюся жизнь Гитлер снова и снова станет возвращаться к одним и тем же двум вопросам: как может быть аннулировано поражение Германии в ноябре 1918 года? И как следует преобразовать Германию, так, чтобы в ней никогда снова не смог случиться ноябрь 1918 года, но и чтобы она была в безопасности на все времена?

Например, в ночь с 22 на 23 июля 1941 года, через несколько часов после налёта бомбардировщиков люфтваффе на Москву, мысли Гитлера будут сфокусированы не на самой России. Вместо этого он станет размышлять о том, как военная кампания в России сможет помочь сбалансировать взаимоотношения Британии и Германии, тем самым отменить ноябрь 1918 года и создать устойчивую международную систему, в которой смогут сосуществовать Германия и Британия: «Я верю в то, что конец войны [с Россией] будет началом прочной дружбы с Англией. Условия для нашей жизни в мире с ними станут нокаутом, который англичане ожидают от тех, кого они должны уважать. 1918 год должен быть стёрт». До своего смертного дня Гитлер твёрдо верил, что обращение вспять условий, которые в его сознании сделали возможным поражение в Первой мировой войне, было единственным способом устранить стоявшую перед ней Германией угрозу её существованию, и дать ей возможность выжить в быстро меняющемся международном окружении. Оглядываясь в прошлое, события 9 ноября 1918 года, таким образом, составляли для Гитлера самую суть всех проблем Германии.

С ратификацией 9 июля 1919 года Версальского договора СДПГ больше не была подходящим политическим домом для Гитлера. И события того дня обеспечили то, что политический католицизм не станет его новым домом. Почему? Хотя возглавляемое социал-демократами правительство Германии подало в отставку в знак протеста против условий мира, новое правительство, сформированное СДПГ и Партией Католического Центра, в конце концов подписало мирное соглашение, а депутаты рейхстага от СДПГ и Партии Центра ратифицировали его.

Последующие свидетельства людей, которые взаимодействовали с ним летом 1919 года, открывают важность Версальского договора для Гитлера в то время. Один из его товарищей по демобилизационной части будет утверждать в 1932 году, что в начале лета 1919 года Гитлер стал одержим мирным соглашением: «Я всё ещё вижу его сидящим передо мной с первым изданием Версальского договора, которое он изучал с утра до ночи». Далее, Германн Эссер в интервью в 1964 году заявит, что как пропагандист рейхсвера Гитлер фокусировался прежде всего на темах Версальского договора и Брест-Литовского мира, который закончил войну между Германией и Россией в начале 1918 года. Кстати, Гитлер сам в одной из своих ранних речей 4 марта 1920 года заявит, что вначале люди поверили, что обещание Вудро Вильсоном мира между равными станет явью: «Мы, немцы, огромное большинство нас, кто добродушен и честен, поверили обещаниям Вильсона примирительного урегулирования мира и были столь горько разочарованы».

Поскольку Гитлер, когда он приобрёл власть, тщательно разрушал любые следы о своей деятельности во время революции и после неё, любое свидетельство, что отложенное воздействие поражения было его «дорогой в Дамаск [3] Прозрение, поворотный момент в чьей-либо жизни (гонитель христиан Савл, будущий апостол Павел, принял крещение и сам стал проповедником христианства после того, как по дороге в Дамаск ему явился Господь) — примечание переводчика. », должно быть прежде всего вытекающим из контекста. Все ранние речи Гитлера в конечном счёте будут связаны с постижением смысла проигрыша Германии в войне. Они не будут просто направлены на врагов Германии. Скорее они станут попыткой понять причины поражения и попыткой очертить план создания Германии, которая никогда снова не проиграет войну.

Поскольку в Мюнхене и в Траунштайне до мая 1919 года не было настоящего беспокойства о том, что Германия проиграла войну, маловероятно, что опорная точка Гитлера по объяснению причин поражения и провозглашения планов построения иной Германии, которая без последствий переживёт будущие удары, возникла прежде этого времени. В отсутствие этого понимания не было нужды для фантазий о победоносной Германии, которую ударили кинжалом в спину, и для составления планов предотвращения будущих поражений. Весьма похоже на то, что Гитлер, как и люди вокруг него, вообразил, что война окончилась своего рода ограничениями, возможно не слишком благоприятными для Германии, но не теми, что равны поражению.

Плюс к этому, маловероятно, что политизация Гитлера произошла до того, как парламент Германии ратифицировал Версальский договор, поскольку только ратификация подтвердила слабость и поражение Германии. Прежде этого всё ещё было возможно представить себе, что правительство Германии и парламент откажутся подписать и ратифицировать договор. Но наиболее важный ключ к разгадке, позволяющий нам определить дату политического превращения и пробуждения Гитлера, это та степень, до которой суть его последующих политических идей зеркально точно отображает многие идеи, которые были открыты ему во время его пропагандистских курсов в Palais Porcia . Тем самым существует очень высокая степень вероятности того, что Гитлер начал посещать свои курсы в тот самый момент, когда он начал понимать значение поражения Германии и извлекать из этого поражения политические уроки.

Курс состоял из лекций известных местных докладчиков по истории, экономике и политике, за которыми следовали сессии в стиле семинара и дискуссий. Их центральной темой, как наметил в меморандуме граф Карл фон Ботмер — который вёл курсы для Майра — было отрицание большевизма и «анархических и хаотичных условий». Они также скорее отстаивали новый «обезличенный политический порядок», чем цели любой отдельной партии.

Преподаватели на курсах Гитлера приняли такой подход, как к своим лекциям, так и к политике и искусству управления государством в целом, который был сколь историческим, столь и идеалистическим. Курс был построен на предпосылке, которая немедленно бы стала привлекательна для любителя истории, каким был Гитлер со своих школьных дней в Австрии: что исторический прецедент объясняет мир и обеспечивает инструментами для решения возникающих проблем настоящего и будущего. Далее, как это сформулировал меморандум Ботмера, предполагалось, что лекции будут передавать ту мысль, что идеи, более чем материальные условия, приводят мир в движение: «Прежде всего, история Германии будет использована для демонстрации связи между миром идей и составом государства, а также для понимания того, что не единственно материальные вещи влияют на ход истории, но мировоззрение и идеи [ Weltvorstellungen und Lebensauffassungen ] — то есть тот факт, что всё существование человечества основано на идеализме [ Idealitat ]. Подъёмы и упадки будут показаны в связи с положительными и отрицательными качествами нашего народа и в связи с его историческим развитием».