Натан Эйдельман - «Быть может за хребтом Кавказа»

Половину (286 человек) отпустили, но все равно внесли в секретный Алфавит ; с «преступниками» же обошлись так: 121 — под суд и большую часть приговорили к Сибири. Лишь немногих — в дальние гарнизоны и на Кавказ.

165 человек сочли виновными не слишком — и оттого суду не предавали, а распределили административно.

Разные категории «наказанных» заполняют Кавказ с весны 1826 г. Таковы сосланные туда «с лишением дворянства и без выслуги» (Коновницын, Цебриков, Кожевников и др.); М. И. Пущин был примером солдата, «лишенного дворянства, но с выслугой»; третьей категорией стали разжалованные в рядовые, с выслугой, но без лишения дворянства (Веденяпин второй, Фок); некоторых ссылали на поселение, но «по милосердию государя императора» заменяли это наказание солдатской службой — с лишением дворянства (Оржицкий, Петр Бестужев) или без лишения дворянства (Вишневский, Мусин-Пушкин и др.). Сверх того, немалое число было просто переведено из гвардии тем же чином в Отдельный Кавказский корпус: в списке, например, значатся: 27 марта 1826 г.: «из Кавалергардского полка в Нижегородский драгунский полк корнет Депрерадович» («он все знал, и даже о императорской фамилии, но про 14-е ничего не знал»). 28 марта 1826 г.: «из Преображенского полка в 43-й егерский поручик Шереметев („Цели о республике не знал. 14 числа декабря не знал“)». В этот же день из лейб-гвардии Московского полка в Тенгинский полк переведены штабс-капитан Волков и поручик Броке.

С подобными же характеристиками («мало знал», «говорил не присягать», «всей цели не знал», «только знал, что не надо присягать, но потом присягнул и после нигде не был») в июле 1826 г. переведены из гвардии в кавказские армейские полки офицеры-декабристы Арцыбашев, Ринкевич, Малютин, Семичев, Гангеблов, Гудима, Вадковский, Миклашевский, Корсаков [ЦГИА, ф. 1018, оп. 3, № 152].

Так оказались на Кавказе «рядовые» Берстель, Александр и Петр Бестужевы; полковники (позже генерал-майоры) Бурцов, Вольховский. Всего было сослано 65 офицеров, из них 38 разжалованы в рядовые. Сверх того, с конца 1826 г. на Кавказе действовал сводный гвардейский полк (38 офицеров, 1282 рядовых), где были сосредоточены многие провинившиеся и подозреваемые; в войсках, сражающихся, с Персией и Турцией, 827 солдат мятежных полков, в основном Черниговского и Московского, а также около 700 рядовых других частей. Всего в конце 1826 — начале 1827 г. на Кавказе — около 2800 человек, прямо или косвенно причастных к восстанию декабристов; к ним надо прибавить еще немалое число сочувствующих : таковы сосланный за дисциплинарные нарушения и неоднократно переводившийся из офицеров в солдаты и обратно Р. И. Дорохов; пострадавшие еще за Семеновскую историю 1820 г., И. Д. Щербатов, Н. И. Кошкаров и еще несколько офицеров; наконец, гражданские чиновники, чьи имена мелькают едва ли не в каждом повествовании о кавказских декабристах: таков приятель Пушкина и Грибоедова, создатель газеты «Тифлисские ведомости» П. С. Санковский, популярный врач Н. В. Майер (описанный Лермонтовым под именем доктора Верера) и многие, многие другие.

Это целый слой российских примечательных людей, отправившихся на юго-восток не по своей воле; постоянные собеседники Грибоедова по пути в Персию, Пушкина — по дороге в Арзрум.

Многие из «замешанных» сыграли выдающуюся роль в кампаниях 1826–1829 гг., давая ценные советы или исправляя просчеты Паскевича (за что главнокомандующий их заново невзлюбил).

Что стало с кавказскими декабристами «первого призыва»? 15 погибло от ран или болезней, более 50 вернулось домой (многие под надзор).

Вот два типичных примера.

Согласно официальным бумагам, 27 декабря 1828 г. «по высочайшему указу» определен рядовым в Кавказский корпус и переведен из Сибири Захар Григорьевич Чернышев (брат А. Г. Муравьевой, вскоре умершей в Сибири). С 19 июня 1829 г. он значится в Нижегородском полку, 20 июня, 27 и 28 июля отличается в сражениях с турками. Начальник, генерал-майор H. Н. Раевский-младший, представляет Чернышева к прошению, ибо он «отличным поведением, ревностной службой, кротостью, глубоким раскаянием и набожностью приобрел любовь и уважение нижних чинов»; Паскевич в представлении отказал, после чего Чернышев отличился еще в нескольких сражениях и получил отставку лишь после того, как был «ранен навылет пулей в левый бок выше подвздошной кости» [ИРГ, арх. Вейденбаума. Картотека].

Поразительный документ, сохранившийся в Институте рукописей АН Грузинской ССР, как бы связывает воедино кавказские и сибирские судьбы декабристов: вдова известного полководца, героя войны 1812 г., Анна Коновницына 19 мая 1827 г. благодарит В. Д. Вольховского за известие о двух ее сыновьях, отправленных на Кавказ: «Ежели бог его [сына Петра] сохранит, то надеюсь его увидеть в первобытном состоянии […] Сын Иван неопытен и доверчив. Это меня страшит — он, чтоб быть вместе с братом, на все пойдет — ради бога, поберегите его! Каково моему сердцу знать двух под пулями, а дочь 10 мая отправила в путь страдания и, по-видимому, не увижу — дай бог, что за все сие пожертвование [она] имела хоть отраду — быть полезной мужу и могла бы сколько-нибудь утешить в несчастии.

С уверением, что Вы их помните, — не оставьте моих Петра и Ивана, сим Вы крайне обяжете меня» [ИРГ, арх. Вейденбаума, № 1770].

Из трех детей, о которых пишет Коновницына, ей удалось обнять только сына Ивана: Петр сложил голову на Кавказе, дочь, Елизавета Петровна Нарышкина, возвратилась 30 лет спустя, когда матери уже не было.

Так или иначе, к концу 1830-х годов декабристов «первого призыва» на Кавказе почти не осталось. За свою особую роль в событиях 14 декабря никак не удостаивался выслуги Александр Бестужев и тем приближался к другому финалу…

Еще дослуживали в разных кавказских полках и ведомствах давно доставленные Валериан Голицын, Сергей Кривцов, Владимир Толстой, Николай Цебриков, Михаил Малютин.

Меж тем времена переменились: прошли 1820-е, на исходе 30-е. Десять-пятнадцать лет — это очень много, особенно в медленные эпохи ссылок, мучений, напрасных ожиданий.

В 1826–1829 гг. николаевское правление только начиналось; Пушкин еще надеялся, сочиняя стихи о царе, который

Войны первых лет на Кавказе были популярны, даже у вчерашних декабристов — в защиту грузин, армян, греков от турок и персов…

Труды казались ненапрасными. Надежды на лучшее будущее, на близкие реформы, на скорую амнистию — и кавказских и сибирских товарищей еще не отцвели.

В конце же 1830-х надежд почти не оставалось. Стиль, курс николаевского, бенкендорфского правления выявился уже весьма отчетливо.

Тогда (в 1826–1829 гг.), можно сказать, «вся Россия» шла на Кавказ: сосланные в одних рядах с вольными, Бестужев с Пушкиным, Михаил Пущин с Денисом Давыдовым. Те, кто провел несколько лет в Грузии и Армении, у Тебриза и Арзрума, не выпадали из главного русла российской жизни. Скорее наоборот: в ту пору на Кавказе был один из центров духовной жизни страны…