Петр Панкратов - Добрые люди. Хроника расказачивания

— Приму, Михаил. Приму и забуду.

Получив муку и пшено, Егор Кузмич подвёз их к крыльцу, вызвал мать, её внучка и сказал:

— Мама и ты, Вася, знайте, что эта мука и это пшено — ваши. На вас получены. Куда поставить?

— Если можно, то в общий котел, — сказала мать.

Первый раз были на рыбалке десятого мая и не видели ни одной рыбы. К вечеру на рыболовецкий стан к Михаилу пришли Сенчуков, Прошин и Горшков:

— Михаил, мы хотим побыть у тебя, посмотреть, как ты ловишь рыбу. Завтра воскресенье.

— Милости просим.

Михаил отозвал Павла:

— Езжай домой, попроси женщин убрать всё, а сам привези две буханки хлеба, сала, яиц полведра, ведро картошки варёной, солки всякой и три бутылки самогонки.

Павел вернулся до заката солнца. Сумки — в арбу, лошадям — овса и сена. Дул сильный ветер.

— Я думал ужинать на травке, но такой ветродуй, что и стакан вырвет из рук. Давайте устраиваться в арбе.

Михаил полез в арбу первым, зажег свечу, стал распределять: Павлик — крайний, он сегодня дежурный. Завтра дежурный я. Со мной рядом кто-либо из вас. И двое по правой стороне.

— Екатерина Ивановна прислала клеенку, — сказал Павел.

— Хорошо, расстелим. Свечку на середину. Все, что есть в печи, все на стол мечи, — балагурил Михаил.

Выложив съестное из сумок, он дал резать хлеб Федору Ивановичу, а сало — Степуре. Сам Михаил стал разливать спиртное. Раздав стаканы, призвал:

— Запасайтесь закуской, братцы.

— Для меня лучшая закуска — соленый огурец, — отозвался Степура.

— За наше здоровье. За службу людям. За рыбалку, — призвал Михаил.

Выпив, налегли на закуску.

— Пламя свечи не шелохнется, а за кибиткой — ветер такой, что чуть арбу не переворачивает, — сказал Горшков.

— Слушайте, — прервал его Павел и откинул брезент. Все услышали звуки, которые издаёт стадо скота, идущее по мелководью.

— Откуда тут взялся скот? — удивился Прошин.

— Это не скот, это рыба, — ответил Михаил.

Павел быстро побежал к верхней затворке. Он видел, как белые пятна в воде двигались в садок, через некоторое время крупное белое пятно пошло в старицу, за ним второе. Павел поднял сеть верхней затворки и кинул её на сучок кола, вбитого рядом. Вода словно кипела по всему садку. Рыбы собралось много.

— Фёдор Иванович — со мной, остальные — заводите бредень.

Михаил и Прошин поплыли на лодке ко второй старице. Еще издали они увидели, как кипит вода у нижней затворки.

Выловив пять чувалов рыбы и сложив два чувала в лодку, они вернулись на стан. За тремя чувалами Михаил сплавал отдельно.

Выбрали всю рыбу, её оказалось двадцать шесть кулей.

— Я предлагаю взять каждому по четыре рыбины, а остальную развезти по дворам. Сегодня Вербное воскресенье. Пусть люди порадуются, — предложил Михаил, — а к вечеру у нас будет ещё столько же рыбы.

Идя домой и неся в каждой руке по два сазана, нанизанных на проволоку, Горшков, Прошин и Степура беседовали.

— Не пойму я Михаила. Двадцать шесть кулей рыбы раздал, кучу муки развёз бесплатно по дворам. Я бы никогда так не сделал. Да на меня тогда жена пошла бы с колом, — говорил Степура.

— Это он делает потому, что он верующий человек. Легко ему жить, — ответил Прошин.

Одиннадцать дней продолжалась рыбалка. На двенадцатое утро верхняя затворка обсохла, но рыба еще подходила к этому месту. Это заметил Семён, молодой парень, которого Михаил взял в свою рыболовецкую бригаду. Семён предложил:

— Михаил Иванович, давайте лопатами прокопаем канаву в два — три штыка, рыба снова пойдёт к нам в садок.

— Молодец, Сеня! Давай!

Еще до заката солнца канава была готова.

— Михаил Иванович, езжайте домой, я раскопаю перемычку и буду дежурить. Пока Вы приедете, у меня чувал сазанов будет, — предложил Семён.

— Оставайся с Богом, Сеня, — ответил Михаил.

Семён улёгся в гнездо, укрылся тулупом и смотрел на разрушенную перемычку. Покуривая, он стал вспоминать рыбалку, как на его глазах из садка ушёл сазан не меньше метра в длину. Где он теперь? В старице? А зимой может погибнуть. Как глубокой осенью или зимой ловить рыбу в старице, и в самом Хопре. Рыба становится на ямах. Запустить бредень, захватить рыбу. А куда её девать? Дома восемь двадцативедёрных бочек солёной рыбы. Шесть мешков вяленой. Три ящика копчённой. Конечно, если продать в Михайловке, это деньги. Но как туда добраться? Восемьдесят вёрст. Денег надо много, одежды почти нету. Койки пустые, спим на голых досках. Просить надо Михаила Ивановича. У него две пары лошадей и две пары быков. А там, на толчке можно купить, чего хочешь. Закуривая в третий раз, Семён отвлёкся и вдруг услышал всплеск. Глянул на канаву и увидел, как сазаны косяком, толкаясь, шли в садок. У Семёна хватило выдержки не шевельнуться. Он лежал и смотрел. А сазаны шли и шли по канаве.

Подошёл Михаил:

— Что будем делать с рыбой, Сеня?

— Ловить будем, солить будем, на базар повезём.

— Правильно говоришь, Сеня, — одобрил Михаил.

Тринадцатого июня выехали на Рябовский базар. Везли по четыре бочки солёной рыбы, на лошадях и быках Михаила Долгова. Семён, кроме рыбы, вез сорок вёдер картошки. Четырнадцатого июня в середине дня, на торговой площади хутора Рябовского стали четыре подводы: две конных, две бычьих. Всю рыбу и картошку продали на подторжках четырнадцатого июня. Солнце ещё не село, а рыба была продана.

— Михаил Иванович, помогите мне купить пару лошадей.

— Ты, Сеня, хочешь купить пару лошадей? — с изумлением спросил Михаил.

— Хочу, дядя Миша, — ответил Семён.

— Молодец, Сеня. Павел Фомич, поди сюда. Послушай, что говорит Семён. Он хочет купить лошадей.

— И правильно.

— Вы помогите мне выбрать их. Я не очень разбираюсь, — попросил Семён.

— Пойдём, Сеня. Павел Фомич, оставайся на стану.

У продавцов они увидели пару светло-гнедых, белоногих, сытых, чистых коней, запряженных в рессорный тарантас. В тарантасе сидели двое мужиков. К тарантасу была привязана бричка-тавричанка. И тавричанка, и тарантас были почти новые. Михаил и Семён подошли к тарантасу.

— Что продаёте, мужики? — спросил Михаил Иванович.

— Всё продаём. И лошадей, и тарантас, и тавричанку.

— Сторговались.

Возвратившись с базара, Павел поехал домой, а Михаил заехал к Семену, помочь снять рыбные кадки. Семен подъехал к крыльцу своего дома и громко свистнул. На крыльцо вышли две женщины и мальчик лет пяти — шести.

— Уважаемые мои мамаши. Лошади, которых вы видите, со вчерашнего дня принадлежат нашей семье. И тарантас, и тавричанка тоже. Я продал рыбу и картошку, а купил коней, тарантас, тавричанку и кое-что из одежды. Женщина и мальчик ушли в дом. Михаил обратился к матери Семена:

— Акулина Гавриловна, это что за женщина?