Илья Левит - Сказки доктора Левита: Беспокойные герои (Иосиф Трумпельдор и Чарльз Орд Вингейт)

А теперь пора ввести новое, активно действующее лицо — Хаима Вейцмана (не путать с племянником Эзером Вейцманом). В самом конце XX века, в 1999 году, в Белоруссии вполне пристойно отметили 125 лет со дня рождения Хаима Вейцмана. В Израиле об этом говорили куда меньше. Отчасти потому, что его племянник, Эзер Вейцман, наш президент в 1999 году, был фигурой малопочтенной. (Напоминаю, что президент у нас — фигура в основном декоративная. Власть сосредоточена в руках премьер-министра.) Эзер Вейцман оказался недостоин своего великого дяди — Хаима Вейцмана, о котором сейчас пора поговорить. Хаим Вейцман еще до Первой мировой войны стал весьма известен в сионистских кругах. Я уже не раз его упоминал. Особенно выделялся он борьбой с религиозными сионистами и с планом «Уганда». В какой-то мере эти вопросы были связаны. Тут любопытно отметить, что в большой еврейской семье, где вырос Вейцман, оказались люди разных взглядов. Отец его и один из братьев были «угандистами», а еще один брат стал большевиком и погиб в 1938 году, в ходе Большого террора. В Англию Вейцман, по специальности химик, перебрался лет за 10 до начала Первой мировой войны, в возрасте тридцати лет. Осел он в Манчестере, преподавал в университете, параллельно работал в химической промышленности. В университете подружился с Резерфордом. Он имел около 100 патентов, и два из них оказали влияние на ход двух мировых войн. О первом речь пойдет в этой сказке. О втором — в следующей. Но в 1906 году Вейцман был еще совсем не известен за пределами сионистских кругов. А в том году по делам избирательной кампании приехал в Манчестер Бальфур — уже тогда очень крупный британский политический деятель, бывший премьер-министр, консерватор. Предвыборная кампания — время горячее, но Бальфур сам пригласил Вейцмана на встречу. Он хотел разобраться с сионизмом и с тем, почему сионисты не хотят брать Уганду. И, отложив все предвыборные дела, он долго говорил с Вейцманом. Я привожу дальше часть их разговора (взято из мемуаров Вейцмана, советую их прочесть): «…Я спросил: „Мистер Бальфур, если бы вам предложили Париж взамен Лондона, вы бы согласились?“ Он выпрямился в кресле и сказал: „Мистер Вейцман, но Лондон — это же наш город!“ — „Вот именно, — воскликнул я. — А Иерусалим был нашим, когда на месте Лондона еще расстилались болота“. — „И много есть евреев, которые думают, как вы?“ Вейцман заверил, что достаточно. Тогда Бальфур сказал: „Если это так, то в один прекрасный день, вы станете большой силой… Как странно… Евреи, с которыми я встречался — совершенно другие“. Вейцман ответил: „Вы встречались не с теми евреями“».

В предвоенные годы Вейцман был занят хлопотами по созданию высших учебных заведений в Земле Израильской (это удалось осуществить только после Первой мировой войны) и «синтетическим сионизмом». Этот термин не имеет отношения к химии. Суть в том, что со времен Герцля сионизм, даже не считая «территориализма», делился на несколько течений. Основными были: 1) политический сионизм, 2) практический сионизм. Сторонники первого считали, что нужно получить некую гарантию, некий международно-правовой статус для евреев в Земле Израильской, а уж потом приступать к освоению и заселению. Вторые считали, что надо без лишнего шума (а политики «шумят») поставить мир перед свершившимся фактом еврейского «преобладания» в Земле Израильской. Вот Вейцман и стремился объединить оба течения. Кажется, просто, но даже сегодня при освоении «территорий» иногда возникают споры по этим вопросам. При всем при том к 1914 году сорокалетний Вейцман не был еще звездой первой величины среди сионистов. Такой звездой его сделали Первая мировая война и Декларация Бальфура, о чем и пойдет речь.

Вейцман не очень любил работать с простым людом, хоть иногда и приходилось. Он старался иметь дело с английскими верхами (а иногда и с неанглийскими). Он и в то время старался завязать нужные связи в верхах. И вот что любопытно. От влиятельных английских евреев он ждал только противодействия. И когда его хотели свести с членом правительства, либералом Гербертом Самуэлем, евреем, он сперва испугался, но в конце концов встретился. Покойный Ганди придумал термин «йегудон», это значит «жидочек, еврейчик» — так у нас называют галутных (то есть неизраильских) евреев, которые всячески хотят показать, какие они хорошие «немцы», «русские» и т. д. При этом обычно не обходится без антисионистских действий или хотя бы заявлений. Термина тогда не было, а вот «еврейчики» очень даже были. Они часто встречаются. Но Герберт Самуэль казался другим. У него, несомненно, было горячее еврейское сердце, и он был очень полезен Вейцману в то время в борьбе за декларацию Бальфура. Но затем… Сбылись опасения. А пока что интерес Герберта Самуэля к еврейским делам вызывал недоумение некоторых его коллег. Какое ему дело до этой Богом и людьми забытой страны? Но другие его понимали. Бальфур возобновил знакомство с Вейцманом. Познакомился Вейцман и с Ллойд-Джорджем, и с Черчиллем.

О Ллойд-Джордже надо немного сказать. Он был валлийцем — есть в Англии такой народ. И видимо, даже в либеральной Англии не так сладко быть малым народом. Во всяком случае, Ллойд-Джордж всегда сочувствовал «маленьким». Он в Англо-бурскую войну мужественно защищал буров. Когда в начале Первой мировой войны Германия грубо нарушила бельгийский нейтралитет, он стал сторонником немедленного вмешательства Англии в войну. Он занимал ряд важнейших министерских постов (он был членом либеральной партии, тогда сильной). С евреями он давно имел дело — был причастен еще к угандийскому плану. И теперь он был к Вейцману настроен благожелательно. Тем более что Вейцман оказал Англии услугу. В 1916–1917 годах он сильно увеличил производство в Англии взрывчатых веществ. Он ведь был химик. «Вы оказали огромную услугу Англии, что вы за это хотите?» — спросил его Ллойд-Джордж. «Родину — моему народу», — ответил Вейцман. Тогда был сделан важный шаг к Декларации Бальфура. На этой же «химической почве» — производства боеприпасов — сошелся Вейцман и с Черчиллем. Тот уже вернулся с французского фронта и снова был в правительстве.

Ллойд-Джордж, которому мы столь многим были обязаны в ту эпоху — в Первую мировую войну и первые послевоенные годы, не удержался на высоте. В 1940 году он будет среди тех, кто готов был идти на соглашение с Гитлером.

А теперь придется ввести еще один персонаж. На этот раз — нееврея, Лоуренса Аравийского. Фигура весьма видная. По отцу он был из аристократов, но отец оставил первую жену с детьми и ушел к бывшей их служанке. Будущий Лоуренс Аравийский, а пока просто Томас Эдуард Лоуренс, родился от этого, второго брака. Отец, уходя от первой жены, оставил ей (и детям от нее) свое состояние. Так что во втором браке был уже небогат. И наш герой рос в стесненных материальных обстоятельствах, тем более что второй брак (как первый) был многодетен. Но нет худа без добра. Когда молодой археолог незадолго до Первой мировой войны работал на Ближнем Востоке [7] Он собирал тогда материал для дипломной работы. Эта работа, «Замки крестоносцев», стала классической. , он должен был экономить на всем — ездил туземным транспортом, ночевал в караван-сараях вместе с местным людом. В итоге он узнал за эти годы Ближний Восток лучше, чем те, кто путешествовал с деньгами. Говорят, что по складкам бедуинского плаща мог он определить, откуда его владелец. Впрочем, о Лоуренсе Аравийском много чего рассказывали, не всегда можно понять, что правда. И вот началась Первая мировая война. Лоуренс был в качестве специалиста по Востоку прикомандирован к английской армии, наступавшей с юга на Ирак (тогда турецкий). Там в конце 1915 — начале 1916 годов разыгрались драматические события. Англичане — в состав их войск, кроме собственно англичан, входили индийские части (сипаи) и непальские наемники (гуркхи) — затеяли осенью 1915 года довольно энергичное наступление на север с целью взять Багдад. Сперва был успех — им противостояли части, состоявшие из арабов, а они, хоть и единоверцы турок, жаждой победы не горели. Но затем подошли собственно турецкие войска, да еще под германским командованием. И англо-индийские части попали в окружение. Произошло это под городом Кут-Эль-Амар. На военном совете, где обсуждалось, как помочь окруженным войскам (примерно десять тысяч человек было в окружении), слова попросил до того никому не известный Лоуренс. Он прямо сказал, что традиционные методы не годятся. Пробиться им на выручку нельзя — турки в обороне очень крепки, да и климат этих мест европейцы плохо выносят. Начнутся затяжные бои, и турки устоят, как устояли в Галлиполи. Подкупить турок (еще один традиционный метод) тоже не удастся. Во-первых, теперь уже речь идет о жизни и смерти Османской империи — тут не до взяток. А во-вторых, немцы вмешаются. «Надо действовать по-новому», — заявил Лоуренс. Вот как: снабжать окруженных всем необходимым с самолетов — у турок самолетов очень мало, и они не смогут помешать воздушному мосту. А меж тем вызвать брожения среди арабов, так что турки сами окажутся в блокаде. И воздушный мост им не построить. Но всем его предложения показались ересью. И решили действовать традиционно. Послали Лоуренса подкупать турецкое начальство, а когда это не удалось, предприняли яростные попытки пробиться на помощь окруженным. Это привело к большим потерям, но не принесло успеха, — все, что предсказывал Лоуренс, сбылось! В конце апреля 1916 года, после пяти месяцев окружения, измученные голодом войска Великобритании сложили оружие. Несмотря на относительно небольшой масштаб событий, шума по поводу этой английской неудачи было много. А у турок как раз тогда высвободились войска после победы в Галлиполи. Англичане должны были благодарить Бога, что русские уже отдышались от страшных неудач 1915 года. В начале 1916 года русская армия добилась больших успехов на Кавказе и далее, летом, продвинулась в Малой Азии на сотни километров. Но и это не все. Летом 1916 года русские предприняли грандиозное наступление в Европе — «Брусиловский прорыв». Брусилов — это русский генерал. Несмотря на его религиозность и антисемитизм, он в дальнейшем хорошо поладил с большевиками. Но пока мы в 1916 году. Итак, летом 1916 года русские прорвали австро-венгерский фронт. Успех был грандиозным. Для спасения Австро-Венгрии в прорыв были брошены германские и турецкие войска. И туркам (а они нас особо интересуют) там крепко досталось. Поэтому турки после своих побед в Галлиполи и Кут-Эль-Амре не смогли перейти в наступление на англичан. А переброска германских войск с французского фронта и австро-венгерских из Италии на восток улучшила там положение союзников.