Збигнев Залуский - Сорок четвертый

Но это было. Было это и прежде. 150 лет назад на альпийском биваке солдаты-легионеры, ожившие под пером Стефана Жеромского, вспоминали:

«…Измена разъезжала между храбрыми войсками. Войска двигались вперед и назад, коченели от холода, страдали от зноя, месили грязь, подыхали от голода, стонали от ран, а измена средь бела дня на вороном коне под черным султаном разъезжала по лагерю. И куда она указывала жезлом, там косили людей вражеские пули. Она водила войска туда и сюда, как ей было угодно, якобы на бой за польскую родину…

…Польская родина истекала кровью, горели города, в деревнях торчали трубы и печи, ветер носил пепел по чистому полю. Солдат сжимал горячую боевую винтовку, заряжая ее заколдованной пулей. А барская измена заставляла его обращаться в бегство…» {297} 297 С. Жеромский. Избранные произведения. М., 1954.

…Я вспоминаю пополнение, которое в начале октября 1944 года прибыло в наш полк 1-й армии, смертельно обескровленный в боях на чернякувском плацдарме. Помню поляну в деревне Циси под Миньск-Мазовецким, буро-зеленый прямоугольник нашего нового «четвертого батальона», почти 900 складных, неплохо вымуштрованных, угрюмых, молчаливых людей. 25 взводов под командованием седовласых младших офицеров уже в годах, но имеющих, как можно было догадаться по их виду, многолетнюю профессиональную подготовку… Умудренность жизнью, слегка иронические взгляды, подчеркнутая лояльность, добросовестность в мелочах, молчаливость. Во взводах они все знали друг друга, понимали с полуслова. Они не говорили, откуда пришли. Их выдавали напевная речь и место рождения, указанное в анкетах. Позднее, значительно позднее, я узнал всех их, понял. Но это было под Одрой, после Поморья и после Колобжега. А дезертировали только пятеро из них, только пятеро.

Как было в других местах? О таких сколоченных, спаянных взводах и ротах пополнения можно сегодня услышать в рассказах о формировании полков 2-й армии, прочитать в рапортах из запасных полков. Одни пришли прямо из Парчевских лесов Сольской пущи, другие — из Виленщины, районов Новогрудока, Львова. После разоружения, после интернирования их направляли в распоряжение Войска Польского без офицеров, которые отказались служить в возрожденном народном войске. Люди с прошлым, люди, представлявшие определенное течение. Они хотели сражаться, и сражались отлично. Однако не сохраняли ли они лояльность в отношении прежнего командования, в отношении того правительства, которое до этих пор было для них единственным? Не намеревались ли они остаться в его подчинении? Правда, общие концепции и тайные приказы польского главнокомандующего из Лондона до них не доходили. Однако каждому из них разъясняли, что это за войско в Люблине и почему нельзя вступать в ряды берлинговцев. Они читали сами или им пересказывали прочитанное, какие польские дивизии находятся на Востоке. Вот что говорилось не в шифровке для избранных, а в массовом издании, публичном органе подполья «Бюлетынь информацыйны» 12 августа: «Строго говоря, это не польское войско, а отряды наемников польского происхождения на советской службе» {298} 298 „Biuletyn Informacyjny”, z 12 VIII 1944, nr 49/257. . И ведь этим людям были адресованы листовки, которые находили в казармах запасных полков, на деревьях вблизи солдатских землянок:

«ПКНО не имеет никакого права объявлять мобилизацию. Помните, что эта армия — козырь в руках русских. Мы все пойдем сражаться, все пойдем бить врага, но как настоящее Войско Польское под командованием генерала Коморовского» {299} 299 Akta DOW VII, t. 44. .

Когда я сегодня вспоминаю ту поляну в деревне Циси под Варшавой и тех, кто своим достойным видом вызывал уважение взводных и сержантов, командиров взводов, я уже знаю, что план «Буря» предусматривал кроме выхода из подполья оставление в подполье второго, запасного комплекта командования, а кое-где, например на Виленщине, существовали и третьи, и четвертые «гарнитуры», законспирированные в рядах партизанских бригад и батальонов АК. Мне неизвестно, какие приказы в отношении призыва в армию они издавали и какие получали после прохода фронта, после выхода из подполья. Мне неизвестно, кто писал и печатал эти листовки, инструкции, иногда идентичные по тону и техническому исполнению печатным изданиям периода оккупации, иногда почти неуловимо, но весьма существенно отличающиеся от них, иногда просто беспомощные, а иногда и совсем ни на что не похожие… Но в цифрах о дезертирстве в октябре, несомненно, отражается и организованное дезертирство. Всегда по одной и той же безотказной схеме: тревога, объявленная ночью командиром, или начальником подразделения, чаще всего, младшим офицером, выход «на учения» в лес, контакт со связями или лесным вооруженным отрядом, объявление солдатам, что они возвращаются в подлинное Войско Польское — подпольное. И в этих цифрах отражен черный день, вернее, черная ночь 2-й армии, ночь на 13 октября 1944 года.

Черная ночь.Дело было так.

Они размещались в деревне Бялка под Красныставом. Четыре огромных коровника в помещичьем имении были заполнены солдатами. Остальные, кому не нашлось места в коровниках, расположились в деревенских ригах. Воду носили из Жулкевки, за два километра. Соломы не было, разве что кто-то сумел немного наскрести у хозяев. Спали на досках, на глиняном полу, укрываясь куртками. Кое у кого имелись мундиры и шинели. Походных кухонь не было. Роты и взводы готовили для себя что придется в крестьянских хатах… На учения тоже ходили в своей одежде. Назывались эти люди 31-м пехотным полком. Но, наверное, большинство из них даже не знали своего номера, не успели узнать.

31-й пехотный полк был создан в начале сентября. Он не имел основы — того ядра, каким для 5-й и 6-й дивизий послужил Центр формирования польской армии в СССР, а для 8-й дивизии — партизанские группировки «Еще Польска не згинела», северолюблинские отряды АЛ, а также отряды БХ, которые присоединились к ним еще весной и летом. 7-я пехотная дивизия создавалась из ничего. В начале сентября прибыли младшие офицеры и солдаты из-за Буга, из второго эшелона польской армии в СССР, немного — из запасного полка, несколько офицеров из АК, из 1-й армии, из госпиталей. Позднее в него вошли уже только офицеры, прибывшие в распоряжение Войска Польского прямо из Советской Армии, совершенно не знающие Польши, застигнутые врасплох необычным характером полученного задания, исполненные доброй воли, но еще не разбирающиеся в своих обязанностях, правах, задачах. До конца сентября прибыли 53 офицера. В целом ядро полка насчитывало не более 200 человек, которые в течение двух, максимум трех недель едва успели узнать друг друга. Между 1 и 10 октября из запасных полков прибыла масса новобранцев — солдат и младших офицеров. Прибыло две тысячи человек — и поодиночке, и небольшими подразделениями. Такой массой людей некому было распорядиться. Одновременно прибыли еще 32 офицера. Всего, таким образом, получилось 85 офицеров (по штатному расписанию полагалось еще 200), около 300 разного рода подофицеров (по штату не хватало 570) и более 2 тысяч рядовых — главным образом из окрестных деревень и районов, из городов Красныстав, Хелм, Красницкий. Немало новобранцев было родом из-за Буга.