Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 2: Рим / После Рима

Таково строение второй, серединной части «Поэтики».

Таким образом, композиция всей «Поэтики» основана на последовательно проведенном принципе симметрии. Послание состоит из трех частей; крайние части, дополняя друг друга, симметрично располагаются вокруг средней части. В первой части выделена рамка, во второй – центр, в третьей – и рамка, и центр (постепенное усложнение построения). Каждая часть распадается, не считая рамки и центра, на два раздела (двускатная симметрия). Начало и конец произведения отмечены сатирическими зачином и концовкой, перекликающимися между собой.

Общая схема «Поэтики» имеет следующий вид:

Предлагаемое нами членение «Поэтики» было бы столь же произвольным, как и многие другие предлагавшиеся ранее, если бы мы не могли доказать, что композиционные приемы такого рода были известны Горацию и применялись им сознательно. Однако доказать это можно. В целом ряде других произведений Горация мы находим элементы такой же композиционной симметрии, как и в «Поэтике». Разумеется, искомое сходство может быть лишь отдаленным: слишком велика разница между объемом «Поэтики», самого крупного произведения Горация, и скромными размерами других его стихотворений. Однако такие приемы, как двускатная симметрия (с центром или без центра) и выделение рамки, встречаются в одах и в посланиях 128 128 На сходство композиционных приемов в «Поэтике» и в одах обращает внимание и H. L. Tracy (Op. cit.). .

Двухчастное симметрическое строение некоторых од не раз отмечалось последователями. Мы приведем лишь наиболее бесспорные примеры – те случаи, в которых смысловая симметрия подкрепляется количественной и ода разделяется на равные группы строф. Таковы оды IV, 3 (3 строфы о певце вообще + 3 строфы о себе); IV, 15 (4 строфы о прошлом + 4 строфы о будущем); I, 17 (3 строфы о прелестях Лукретила + одна строфа центральная, с главною мыслью стихотворения + 3 строфы о Тиндариде); II, 12 (3 строфы о великих литературных замыслах + одна строфа центральная, переходная + 3 строфы о Ликимнии); III, 14 (3 строфы об общем ликовании + одна строфа центральная: nec tunultun nec mori per vim metuam tenente Caesare terras + 3 строфы о собственном ликовании) 129 129 Часто усматривается симметрическое строение и в знаменитой оде I, 22 (группы строф 3 и 4, 2 и 5, 1 и 6); см., например: Fraenkel E. Horace. Oxford, 1957. P. 184 сл. и приводимые там ссылки. Думается, что это неправильно: ода с совершенной очевидностью делится на три продолжающих друг друга двустрофия (1 и 2, 3 и 4, 5 и 6). . На две равные части (не считая строфы-эпилога) распадается и Carmen saeculare. Труднее найти в одах образцы выделенной рамки (обычное развитие Горациевой оды – сильное лирическое движение в начале и постепенное его затухание к концу: это исключает возможность сближения зачина и концовки); но и здесь отчасти могут быть примером оды I, 32 (первая и последняя строфы) и I, 12 (3 первые и 3 последние строфы): в обоих случаях рамка служит развитию главной мысли, а промежуточные строфы отданы лирическому отступлению 130 130 К вопросу о композиции од Горация см.: Tracy H. L. Thought sequence in the ode // Studies in Honor of G. Norwood. Toronto, 1952. P. 203–213; Heinimann F. Die Einheit der horazischen Ode // Museum Helveticum. 1952. Bd. 9. S. 193–203; Collinge N. E. Form and content in the Horatian lyric // Classical Philology. 1955. Vol. 50. P. 161–168; Cordray J. M. The structure of Horace’s Odes // Classical Journal. 1956. Vol. 52. Р. 113–116. .

Более близка к композиции частей «Поэтики» композиция некоторых посланий. Послание I, 1 состоит из рамки (стк. 1–26 и 94–108: обращаясь к Меценату, Гораций говорит о том, что толкает его к занятиям философией) и трех разделов – из них два боковых (стк. 27–52: утверждение своей жизненной цели; и стк. 70–93: отрицание обычно преследуемых жизненных целей) и один центральный, содержащий основную мысль (стк. 53–69: истинное благо – не богатство, а правильное поведение). Послание I, 10 состоит из рамки (стк. 1–7 и 33–50: обращение к Фуску) и двух разделов (стк. 8–25: о благах сельской жизни; стк. 26–43: об умении властвовать богатством, а не подчиняться ему). Послание I, 2 состоит из двух частей – о Гомере-философе и о философии вообще, – и вторая часть распадается на три отдела: центральный (стк. 44–63: о пагубности людских страстей) и два крайних, продолжающих друг друга (стк. 32–43 и 64–71: о том, что искоренять страсти изучением философии нужно смолоду).

Особенно важно, что оба послания II книги, близкие к «Поэтике» как по объему – после «Поэтики» это самые крупные из посланий, – так и по литературно-критической тематике, также имеют симметричное строение.

В послании II, 1 рамку образуют отрывки, объединенные обращением к Августу (стк. 1–17: панегирический зачин; стк. 214–270: увещевание проявить заботу о восхваляющей Августа литературе), а промежуточная часть состоит из двух разделов, граница между которыми проходит почти посредине послания (стк. 18–138: критика архаистических вкусов римских грамматиков; стк. 139–213: критика архаической грубости римских драматургов) 131 131 Симметрическая композиция послания II, 1 хорошо разобрана в работе: Klingner G. Horazens Brief an Augustus // Sitzungsberichte der Bayerischen Akademie der Wissenschaften. Philosophisch-Philologische und Historische Klasse. 1950. Bd. 5. .

В послании II, 2 из двух его частей – литературной 1–140 и философской 141–216 – именно первая имеет симметрическое строение. Ее основная тема – отказ от поэзии; мотивы этого отказа сгруппированы симметрически: мотивы внелитературные субъективные (ради чего писать, если от этого нет ни выгоды, ни удовольствия ни себе, ни людям? – стк. 41–64), внелитературные объективные (можно ли писать в деловом шуме Рима? – стк. 65–86), литературные объективные (можно ли писать среди писательских склок и взаимовосхвалений? – стк. 87–105), литературные субъективные (ведь писательство – дело очень трудное, что видно хотя бы из того, как сложна работа поэта над словом, – стк. 106–125); симметрия подчеркнута двумя развернутыми притчами-иллюстрациями в начале и конце (стк. 26–40 о Лукулловом солдате; стк. 126–140 об аргосском сумасброде) и двумя неразвернутыми притчами в центре (стк. 81–84 об афинском рассеянном; стк. 87–89 о римских братьях-самохвалах).

Поиски композиционных прецедентов можно было бы продолжить дальше, за пределами творчества Горация, но это увело бы нас в сторону от задач настоящей работы. По-видимому, ближайшим образцом Горация была техника эллинистической ποικιλία; вспомним, что композиционный принцип Каллимаха характеризуется современным исследователем так: «Отныне черты, образующие ποικιλία в собственном смысле слова, в целенаправленном взаимодействии друг с другом должны образовать новую целостность: здесь определяющим является не внутренняя тектоника построения, но рациональная комбинация частей» 132 132 R. Pfeiffer (Philologus. 1932. Bd. 87. S. 217). Эта характеристика цитируется Ф. Клингнером в его работе «Catulls Peleus-Epos» (Sitzungsberichte der Bayerischen Akademie der Wissenschaften. Philosophisch-Philologische und Historische Klasse. 1956. Bd. 6), где содержатся некоторые замечания о влиянии композиции эпиллия на композицию дидактической поэзии («Георгики») – см. с. 66–81. . Образцом такого единства воспринимаемой при чтении ποικιλία и восстанавливаемого при размышлении ὅλον и является «Поэтика» Горация. Во всяком случае, бесспорно, что композиционная традиция, к которой принадлежит «Поэтика», целиком восходит к собственно художественной, а не к дидактической литературе.