Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 2: Рим / После Рима

Чтобы вскрыть содержательное единство «Поэтики», необходимо выделить и разобрать сложную взаимосвязь мыслей, сплетение которых образует ткань произведения. Нужно определить, какие ассоциации связывают те или иные понятия в представлении автора, какие мысли продолжают друг друга, в каком взаимоотношении находятся отдельные ряды мыслей и плоскости их развертывания. При этом следует особенно строго ограничить себя только тем материалом, который дан в самой «Поэтике»: здесь особенно велик риск подменить своеобразные горациевские ассоциации более банальными, хотя, может быть, и более продуманными ассоциациями профессиональной поэтики и риторики.

Исходным пунктом для развития идейной концепции «Поэтики» служит требование простоты и единства. Горацию это требование представляется настолько очевидным, что он даже не считает нужным логически обосновывать его и обращается лишь к чувствам и здравому смыслу читателя: изображает фантастическую картину, в которой это требование не выполнено, добавляет несколько параллельных примеров и заканчивает афористическим тезисом: стк. 23 denique sit quodvis simplex dumtaxat et unum. В дальнейшем эта аксиома не разъясняется, а лишь детализируется. Такая детализация предпринимается в «Поэтике» дважды: в первый раз (стк. 38–85) по отношению к поэтическому произведению вообще, во второй раз (стк. 225–274) по отношению к драматическому произведению и сатировской драме в частности. В обоих случаях детализация развертывается по одному и тому же плану: res – lexis – metra (в первом случае после res вставлен еще маленький раздел ordo). Следует обратить внимание на разницу в трактовке metra: в первом случае (стк. 73–85) в тему metra включено перечисление жанров и их зачинателей, auctiores generum (элементы темы imitatio), во втором случае (стк. 251–274) речь идет только о metra, а очерк происхождения жанров выделен в самостоятельный следующий раздел (imitatio, стк. 275–294) – вот чем отчасти объясняется соседство разделов стк. 251–274 и 275–294, внешне так слабо связанных между собою.

В этом ряду мыслей исходное понятие simplex et unum выступает единым, не расчленяется на simplex и unum. Такое расчленение происходит в другом ряду мыслей, который начинается со стк. 24. При этом от понятия unum здесь же отделяется противоположное понятие – variare: стк. 29 qui variare cupit rem prodigialiter unam превращается в трехчленность simplex – varia – unum. В этой трехчленности понятие varia выступает в паре то с simplex, то с unum. Рассмотрим сначала развитие пары varia – unum.

Значение темы varia – unum в поэтической системе Горация раскрывается в стк. 86–113, где речь идет о vices operumque colores. Во всем разделе термины unum и varia ни разу не упоминаются; и все же именно они определяют здесь весь ход мыслей. Ключом к истолкованию этого раздела служит стк. 99–100: non satis est pulchra esse poemata: dulcia sunto et quocumque volent animum auditoris agunto. Действительно, основная идея раздела такова: для того чтобы стихи были прекрасны сами по себе (pulchra), необходимо единство частей, а для того чтобы стихи волновали (agere) душу слушателя, необходимы отступления от этого единства; единство частей определяется нормами единого γένος, а отступления от этого единства – нормами единого πάθος. В ходе этих рассуждений пара unum – varia предстает перед нами в новом и новом плане – сперва как γένος – πάθος, затем как pulchrum – dulce. Понятие dulce раскрывается как способность animum agere, понятие pulchrum не разъясняется, и мы лишь предположительно можем толковать его как способность animum delectare. Таким образом, непрерывная цепь ассоциаций приводит нас от заложенных в самом искусстве норм единства и разнообразия к предъявляемым искусству извне требованиям услаждать и волновать.

Эта тема целей поэзии получает продолжение через двести с лишком стихов, в стк. 333–346: стк. 333 aut prodesse volunt aut delectare poetae, aut simul et iucunda et idonea dicere vitae…; стк. 343 omne tulit punctum qui miscuit utile dulci, lectorem delectando pariterque monendo. Здесь цели поэзии выступают уже в ином составе: с одной стороны, utile – idonea – prodesse (monere), с другой стороны, dulce – iucunda – delectare. Чтобы без противоречий совместить прежнюю и новую характеристики целей поэзии, приходится предположить, что в стк. 333–346 понятие dulce выступает не в том же самом значении, что и в стк. 99–100, а в ином, расширенном и включает в себя оба понятия, намеченные в стк. 99–100: и pulchrum, и собственно dulce 133 133 У Цицерона, наоборот, в обобщающем значении выступает понятие pulchrum: pulchritudinis duo genera, quorum in altero venustas sit, in altero dignitas («Об обязанностях», I, 36, 139). . Такое понимание подтверждается и тем, что в стк. 333–346 признаком понятия dulce оказывается delectare, тогда как в стк. 99–100 признаком понятия dulce было animum agere. Таким образом, данные отрывка стк. 333–346 не отменяют, а лишь дополняют данные отрывка стк. 99–100: рядом с качествами pulchrum и dulce является качество utile. Этим трем качествам и соответствуют три цели поэзии, признаваемые Горацием: delectare, animum agere и prodesse – monere. Как известно, сходные три цели приписывал ораторскому слову Цицерон 134 134 Поэтому неправильно противопоставлять три цели, указываемые Цицероном, и две цели, указываемые Горацием в стк. 333, как делают G. C. Fiske и M. A. Grant. См.: Fiske G. C., Grant M. A. Cicero’s De oratore and Horace’s Ars poetica. Madison, 1929. P. 97. («Об ораторе», II, 11 сл.; «Оратор», 21, 69).

Понятие utile появляется в стк. 333–346 не неожиданно. Оно подготовлено развитием другой пары исходных понятий: simplex – varia. Это развитие начинается со стк. 24–30, непосредственно следующих за тезисом denique sit quodvis simplex dumtaxat et unum. В этом отрывке перечисляются достоинства и их извращения. Этот перечень связан с предыдущим тезисом своим первым и последним членами: понятие simplex конкретизируется в краткости (brevis), а понятие varia – в фантастическом неправдоподобии (fictum). Эта же пара – краткость и неправдоподобие – возникает в конце первой части и опять завершается напоминанием о принципе simplex et unum: стк. 148 semper ad eventum festinat и т. д.; стк. 151 atque ita mentitur, sic veris falsa remiscet… И эта же пара – краткость и неправдоподобие – возникает в стк. 333–346, но уже в связи с понятием целей поэзии – prodesse и delectare (стк. 335 quidquid praecipies esto brevis; стк. 338 ficta voluptatis causa sit proxima veris). Таким образом, пара simplex – varia также предстает перед нами в новом и новом плане: сперва как brevis – fictum, потом как utile – dulce.

Понятие dulce, как было показано, является для Горация аналогом понятия πάθος; поэтому связь понятия fictum с понятием πάθος очевидна (ср. также стк. 339 ne quodcumque volet poscat sibi fabula credi, neu pransae Lamiae vivum puerum extrahat alvo и стк. 185 ne pueros coram populo Medea trucidet… quodcumque ostendis mihi sic, incredulus odi – отрывок, к которому принадлежат последние стихи, непосредственно связан с темой πάθος: стк. 180 segnius inritant animos…). Менее отчетливо определяет Гораций в своей системе место понятия ἦθος: можно лишь условно предположить, что ἦθος так же примыкает к ряду simplex – brevis – utile, как πάθος примыкает к ряду varia – fictum – dulce. В самом деле, как dulce требует fictum (стк. 338 ficta voluptatis causa), так сочетаемое с ним utile требует verum (ср. стк. 343 qui miscuit utile dulci и стк. 151 sic veris falsa remiscet); а verum для Горация – это прежде всего mores (стк. 317 exemplar vitae morumque).