Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 2: Рим / После Рима

Третья проблема «Поэтики» Горация – композиционная. Здесь нет необходимости вдаваться в сложную историю вопроса 139 139 См.: Гаспаров М. Л. Композиция «Поэтики» Горация // Очерки истории римской литературной критики. М., 1963. С. 97–151 (в настоящем издании – т. II, c. 349–403). : достаточно ограничиться краткими выводами. Вся «Поэтика» распадается на три большие части: о поэзии (стк. 1–152), о драме (стк. 153–294) и о поэте (стк. 295–476); подробности же композиции мотивированы чрезвычайно сложным и прихотливым ходом мысли. Такое построение больше не встречается ни в одном известном нам произведении античной литературы. Обычно в связи с этим ставился вопрос: в каком из неизвестных нам произведений античной литературы мог Гораций найти свою схему? Вопрос этот представляется праздным. Из того факта, что план Горация является единственным в своем роде, вытекает единственный вывод: значит, этот план был создан самим Горацием. Тогда вопрос приходится поставить иначе: каким образом Гораций пришел к такой своеобразной схеме? Гипотеза о двух редакциях «Поэтики» помогает разрешить и этот вопрос. Вспомним, что работа Горация над первой редакцией «Поэтики», по-видимому, совпадает по времени с работой над I книгой посланий (23–30 годы), а окончательная редакция – с работой над II книгой посланий (послание к Августу – около 18 года, послание к Флору – около 12 года до н. э. 140 140 О мотивировках этих дат см.: Гаспаров М. Л. Послание Горация к Августу // ВДИ. 1964. № 2. С. 66 (в настоящем издании – т. II, c. 300–314). ). Это позволяет предположить, что части «Поэтики», тематически близкие посланиям I книги, принадлежали еще к первой редакции, а темы, сходные с темами посланий II книги, появились лишь в окончательной редакции. Рассмотрим эти тематические совпадения.

В третьем послании I книги содержатся такие мысли, получающие развитие в «Поэтике»: поэт должен выбирать предмет себе по силам (стк. 9–14), быть оригинальным в его обработке (стк. 15–20) и руководствоваться при этом «небесной мудростью» (стк. 25–27). В 19‐м послании I книги детализуется второе из этих требований – о характере подражания греческой литературе (стк. 23–34), и вводится новый мотив: не следует лестью и подкупом снискивать благосклонность недостойных критиков (стк. 37–40). Напрашивается продолжение этой мысли – зато нужно прислушиваться к замечаниям таких компетентных ценителей, как сам Гораций (Epist., I, 3, 15). Наконец, в мимолетном комплименте по адресу Флора (Epist., I, 3, 21–22) проскальзывает основная тема будущей «Поэтики»: необходимость сочетания таланта и науки, дарования и искусства. Все эти мотивы (вплоть до словесных повторений) вновь возникают в целом ряде мест «Поэтики»: ср. стк. 38–40, 128–152, 268–269, 286–287, 309–318, 385–389, 408–411, 419–452).

Совпадения тем между «Поэтикой» и II книгой посланий еще значительней. Прежде всего, основная тема послания к Августу (II, 1) – критика римского театра – сближается с рассуждением о драме в «Поэтике». В частности, следует отметить описание хора, Epist., II, 1, 134–138 и АР, 196–201; напоминания о подавлении вольностей латинских фесценнин и греческой комедии, Epist., II, 1, 145–155 и АР, 282–284; сравнение римского и греческого национальных характеров, Epist., II, 1, 93–106 и АР, 323–332; вывод из этого сравнения – что у греков в крови, того римляне могут добиться лишь трудом, Epist., II, 1, 167 и АР, 289–291; отсюда – осуждение дилетантизма в поэзии, Epist., II, 1, 114–117 и АР, 379–384, 412–418; о высокой миссии поэта-наставника говорится в Epist., II, 1, 124–138 и АР, 391–408. К этим соответствиям прибавляется известное рассуждение о поэтической речи в Epist., II, 2, 109–125, близко напоминающее АР, 46–72.

Итак, мы можем предположить, что такие темы, как посильность задачи, подражание и греческие образцы, философское осмысление материала, совершенство как соединение дарования и искусства, отношение поэта к критике, входили уже в состав первой редакции «Поэтики», тогда как тема драмы и театра со всеми производными от нее, а также тема поэтической речи были внесены или развиты при окончательной обработке. В таком случае замечательно, что темы ранней редакции почти целиком входят в первую и третью из трех частей «Поэтики», иными словами, располагаются по традиционной схеме учебных руководств: «поэзия – поэт». Именно такова, по-видимому, и была композиция первой редакции «Поэтики». По сравнению с этим окончательный план был осложнен третьей темой: драмой. Очевидно, эта тема явилась при работе над второй редакцией и составила новую часть послания, которую оказалось удобным вставить в середину произведения: таким образом, традиционная двухчленная тема превратилась в оригинальную трехчленную.

Таким образом, можно считать, что гипотеза о двух редакциях «Поэтики» наиболее удовлетворительным образом разрешает три основные проблемы, связанные с этим произведением: проблему хронологии, проблему адресатов и проблему композиции.

Остается показать, что эта гипотеза находится в соответствии с нашими данными о жизни, взглядах и деятельности Горация в 23–8 годы до н. э. При этом надо помнить, что «Поэтика» – сочинение не теоретика-исследователя, а практика-критика. В ней нет никаких философских откровений, в ней трудно отыскать какие-нибудь следы личного творческого опыта: ее своеобразие заключается не в оригинальности излагаемых мыслей, а в их отборе и подаче 141 141 См.: Frank T. Horace on contemporary poetry // Classical Journal. 1917. Vol. 13. P. 550–551. . Это своеобразие целиком обусловлено своеобразием литературной обстановки тех лет, когда создавалась «Поэтика». Эта литературная обстановка и подлежит рассмотрению в первую очередь.

На рубеже 20‐х и 10‐х годов до н. э. в римской литературе происходит смена поколений. Достижения Вергилия, Горация и их сверстников становятся классикой; теперь на сцену выходят ученики и подражатели. Они усваивают технику своих предшественников, но остаются чужды духу их поэзии. На смену выстраданному цезаризму Вергилия и Горация у них приходит пассивная аполитичность, на смену классическим образцам – александрийские, на смену высокому призванию – светское дилетантство. В их творчестве расцвели аполитичнейшие жанры эпохи – любовная элегия и мифологический эпос. Элегии и эпиграммы писали Лигдам, Сульпиция, Прокул, Капелла; Туск писал о Филлиде и Демофонте, Помпей Макр – о Троянской войне до «Илиады», Камерин – о Троянской войне после «Илиады», Луп – о странствиях Менелая, Ларг – о странствиях Антенора, Тринакрий сочинял «Персеиду», Понтик – «Фиваиду», Кар – «Гераклеиду», Тутикан – «Феакиду», Юл Антоний – «Диомедию», Линкей – сразу и «Фиваиду», и «Гераклеиду». От иных из этих поэтов остались только имена в Овидиевом каталоге, но именно они задавали тон в поэзии тех лет 142 142 См. по этим писателям подборку материала: Schanz M., Hosius C. Geschichte der römischen Literatur. II. München, 1935; Bardon H. La litérature latine inconnue. II. P., 1956. .