Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 2: Рим / После Рима

Рада приветить была Каллиопа избранницу сына
20 Всем, что имела сама, всем, чем богат Геликон,
И попросила она пожаловать к свадьбе Орфея
Ту, чей вечный удел – звездный высокий Олимп;
И не презрела царица богов ни просьбы просившей,
Ни благочестья, с каким боголюбивый певец
25Столько раз слагал свою песнь во славу Юноне,
Плавный напев выводя перед ее алтарем
И о флегрейской борьбе ее Громовержца супруга,
И как низринут Титан, и как бессилен Гигант.
С горних высот снизошла небесная к брачному пиру
30 И принесла молодым вышних даров благодать —
Эти дары никогда ни один не присваивал смертный,
Эти присущи дары только самим божествам.

Днесь, как Юнона была благосклонна к фракийцу Орфею,
Будь, Серена, к моей так благосклонна мольбе.
35Если небесная высь покорна небесной богине,
То под твоею стопой земли и воды лежат.
Я при моем сватовстве не мог обещать для невесты
Ни изобильных лугов, полных пасущихся стад,
Ни виноградных холмов, где вьются несчетные лозы,
40 Ни шелестящих ветвей темных масличных садов,
Ни посулить, что на нивах моих урожаи несметны
И что дворец мой стоит на золоченых столбах.
Воля богини довлела всему. Ты письмо написала —
Мне заменило оно пашни, стада и дворцы.
45Мать и отец невесты моей жениха не отвергли,
Скудную долю мою скрыла державная сень.
Если Серена писала сама – все в мире покорно
Царственной этой руке, преданной нашей любви.

О, когда бы я мог пред твоим сияющим ликом
50 В стане, где властен твой муж, в мире, где властен твой зять,
Справить торжественный день! и блеснул бы мне знаменьем пурпур,
И окружил бы меня хором священнейший двор!
Если бы та же рука, что письмом мне снискала невесту,
В брачном обряде сама соединила бы нас!
55Ныне же путь желаньям моим преграждает пучина
И у ее берегов – ширь африканских степей.
Все же в своем далеке будь, царица, ко мне благосклонна
И мановеньем чела добрый пошли мне возврат:
Путь открой по земле, повели несуровому Эвру
60 Мчать мои паруса по умиренным волнам,
А Пиериды тебе пропоют над струей Аганиппы
За своего слугу благодарящую песнь.

О Каллиопа, скажи: зачем так долго ты медлишь
Свой пиерийский венок возложить в украшенье Серене?
Может быть, – думаешь ты, царица, – убого царице
Лоб венчать, привыкший носить самоцветы и перлы,
5Вязью простых цветов? Но нет, они не простые:
Сириус их не палит и Борей не морозит, но вечной
Дышат они весной, потому что их цвет воспоила
Током Пермесской волны святая струя Аганиппы
И потому что на них собирали блаженные пчелы
10В дар грядущим векам сладкий сок геликонского меда.

Мог ли какой иной поэт достойнее выбрать
Женскую доблесть своим похвалам? Вечно памятно грекам,
Как в фессалийской земле жена приняла добровольно
Мужнюю смерть, а ему уступила грядущие годы
15Жизни своей. У латинских Камен на устах неизменно
Вещий дар Танаквили, и то, как Тибрские волны
Клелия переплыла, и как по тому же потоку
Клавдия чистой рукой повела изваянье Кивевы.
Разве о чем-то ином гласит меонийского старца
20Вся исполинская песнь? Пучины бездонной Харибды,
Сцилла в поясе псов, Цирцея с отравою в чашах,
Жадная пасть Антифата, плывущий с глухими гребцами
Мимо влекущего пенья Сирен корабль непреклонный,
Света лишенный Циклоп, немилая сердцу Калипсо, —
25Все это слава одной Пенелопе, и все это сцена
Для добронравья ее. Все превратности моря и суши,
Столько лет войны и столько же – горьких скитаний —
Лишь прославление верной жены. Но пусть и гордится
Клавдия тем, что богиня сама ей заверила верность,
30Давши снять и с мели корабль, и с себя нареканье;
Пусть Пенелопа на страсть женихов отвечает обманом,
В ночь на кросне дневном распуская Улиссову пряжу, —
Все же в славе своей не им состязаться с Сереной!

Если начало любым похвалам – от знатности рода,
35Если славы расцвет заложен в семени предков, —
Чья достойнее кровь, какие предки превыше
Царского рода? На свет не в простом явилась ты доме,
Не от убогих тебе твое имя даровано ларов:
Ты вознеслась уже тем, что дядя твой был государем
40И полководцем твой дед, который в британские зыби
Римский стяг заносил и смирял гетулийские копья.
Пусть же Корнелия, дочь Сципионова славного рода,
Меньше тщеславится тем, что богата ливийским триумфом:
Твой, Серена, косяк осенили сугубые лавры —
45От каледонских пучин и гетульских пустынь твои предки
Дар приносили тебе. А еще ведь они не царили
Над повсеместной землей в те дни, когда Илифия
Новой звездою меж звезд тебя засветила, о наша
Слава! рожденье твое царению их научило.

50 Как достойно воспеть твою, Испания, землю
Слову певца? В индийской волне омывается солнце
В час восхода – в твоей на закате небесные кони
Пену смывают с боков, и в водах обновляются звезды.
Хлебом полна, скакунами сильна, изобильна металлом,
55Ты драгоценней всего государями, добрыми к людям.
Ты явила векам и Траяна, и Элиев корень,
Здесь отчизна отца и сынов, диадему носящих.
Все остальные края, покоренные римским оружьем
Или признавшие мирную власть, по-разному служат
60Нуждам державы: фаросский посев и пунийская жатва
Кормят твои войска, крепит их пешую силу
Галлия, конным рядам дает пополненье Иллирик;
А иберийская дань ни с какими другими не схожа —
Августов шлет она в Рим! Зерно, доходы и люди
65Сходятся с разных земель, собираются с целого мира
К тем, кто рождается здесь. И не только своими мужами
Весь превосходит Испания мир, но и славою женщин:
Чтобы равно проблистать и тем и другим совершенством,
Свету явила она Флакциллу, Марию, Серену.

70 Ты родилась – и плеснул половодьем на тучные нивы
Вздутый золотом Таг; улыбнулась Галлеция лугом,
Полным цветов, и поросли роз над дурийской волною
Преобразили в багрец руно на пасущихся овцах.
Сам Океан изверг из глубин и рассыпал по брегу
75Сев самоцветных камней. Вздохнул астуриец свободней
В копях, изрезавших кряж: сама для новорожденной
Брызнула жила рудой золотой. В пещерах Пирены
Камни-перунники цвета огня собирали наяды.
Бурный прилив вскатился волной в речные затоны,
80И в опененных валах предстали, плеща, нереиды
Всем возвестить берегам, что ты им царица и счастье
Ждет грядущий твой брак. А уже под иным небосводом
Юный рос Стилихон, не зная о будущей доле,
Тот Стилихон, которому ты предназначена в дальнем
85Круге, где вышней судьбой вершатся благие союзы.
Над колыбелью твоей не склонялась кормилица грудью:
Нимфы-напеи вспоили тебя из сосцов ароматных,
Грации три тебя на руках обнаженных качали,
Нежно дыша, и учили тебя говорить. На зеленой
90Травке ползала ты, и вставали красные розы
С белыми лилиями. А когда закрывала ты глазки —
Пурпуром под тобой расцветали фиалки, как будто
Ложе твое травяное подобилось царскому ложу.
Мать смотрела твоя на вещие знаки величья,
95Тайно молясь о тебе, и не смела признаться в надежде,
Что исполненье сулила мечте.
Отец твой Гонорий
К сердцу тебя прижимал. Феодосий, еще не державный,
Часто, к брату входя, встречал тебя у порога,
И целовал, и на руки брал, и нес тебя в дом свой,
100Нежно шутя, а ты взывала к матери милой:
«Что он всегда уносит меня от родимых пенатов?
Что он за повелитель такой?» И детское слово
Вещим сбылось, и обмолвка была величанием царству.
Умер твой отец, и брат племянницу принял
105В дочери, в горькой тебя утешить желая потере.
Больше родных он любил детей покойного брата,
Ибо дружба у них была теснее и крепче
Дружбы двух близнецов, рожденных лаконянкой Ледой.
В память брата он назвал Гонорием сына родного,
110Чтобы взрастить подобье того, кого он лишился.
И наконец, избранником взяв в свои руки над миром
Власть, не раньше явил он любовь к своим собственным чадам,
Чем тебя и твою сестру, неразлучно с тобою,
От иберийской земли доставил в столицу Востока.