Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 2: Рим / После Рима

Как увидал легион, что он разделен и покинут, —
Горький вздымает он стон, орошает слезами забрала,
Вздох сжимает в груди, но сдавленный рвется наружу,
260Панцирных крепких пластин сотрясая железные связи.
«Предали, предали нас! запрещают идти за любимым! —
Так восклицают бойцы. – О вождь, ужели презренны
Эти десницы тебе, столько раз победные в сечах?
Разве мы для тебя – ничто? Зачем удостоен
265Запад счастья иметь тебя над собою у власти?
Что мне родные края, что мне дети, с которыми свижусь,
Что мне за радость почтить пенатов любимого дома?
Все без тебя мне не мило. А там нависает тирана
Пуганый гнев над моей головой: уж верно, он мыслит
270Новую кознь против нас, и быть нам добычею диких
Гуннов или в рабах ходить у немирных аланов!
А ведь еще не иссякла во мне природная сила
И не отвыкла рука владеть разящим железом!
Знай же: останешься ль ты под закатным своим небосклоном,
275Все равно, Стилихон, для меня и вдали ты единый
Вождь, и верность моя – для тебя. Тебя ожидает
Должная жертва от нас: да свершится святое закланье!»

Так скорбя, покидали войска гемонийское поле
И подступали уже к македонским пределам, в которых
280Стены стоят Фессалоники. Боль сокрыта в глубинах
Сердца, и гнев молчаливо мостит дорогу для мести:
Ищет взгляд удобного места и доброго часа
Для совершенья того, что задумано. Но ни единый
В вооруженной толпе не выдал угрозы словами.
285Как подивятся потомки в свои грядущие годы,
Что сохранялся в молчанье такой многолюднейший сговор,
Умысл остался сокрыт, и жар души не прорвался
Ни в путевой болтовне, ни за чашами шумного пира!
Всех побуждало молчать одно и то же упорство:
290Тайну народа хранил весь народ. А уже миновался
Гем, и была позади Родопа, и вот по фракийской
Войско равнине пришло в по Гераклу зовущийся город.

Об удаленье вождя и о приближении войска
Слышит Руфин донесенья и, вскинувши гордую шею,
295Мнит, что уже он спасен и в руках у него уже скипетр.
Голос возвысивши, он ободряет приспешников дела:
«Он побежден! он изгнан! в моей империя власти!
Больше мне враг не грозит! И единый я всякому страшен —
Кто же теперь на меня посягнет, укрепленного войском?
300Не одолев безоружного, кто на оружного встанет?
Тщись теперь, Стилихон, измышлять в своем отдаленье
Пагубу мне! Между нами лежат неоглядные земли
И пограничный Нерей грохочет морскою волною!
Больше, покуда я жив, тебе скалистые Альпы
305Не перейти! Оттуда пускай в меня острые стрелы,
Меч оттуда найди, который бы мог дотянуться
До Константиновых стен! Ужели былые примеры
Не остановят тебя? Хоть один на меня посягатель
Спасся ль от этой руки? В середине целого мира
310Ты стоял – я столкнул тебя прочь, я лишил тебя ратей.
Ныне пируйте, друзья! Пора нам готовить подарки
Щедрые новым войскам: должны мы осыпать их златом.
Завтра засветится день, благосклонный моим вожделеньям:
Царь, хоть не хочет того, но сам, принужденный, прикажет
315Царство со мной разделить. Двух бед избегну я сразу:
Низкой доли слуги и злой славы захватчика власти».

Вот какие слова обращал он к черному скопу
Ближних злодеев своих, совместным окрепших разбоем
И приведенных в подмогу ему единою мыслью —
320Что ничего им запретного нет: совместною тайной
Прочен преступный союз. И вот они уж заранее
Распределяют отбитых невест, разделяют добычу,
Предназначают, кому на каких обжорствовать странах.

Ночь приняла на покой в свое глубокое лоно
325Смертных усталых, и сон распростер свои черные крылья.
Только Руфин, волнуясь в душе тревожной заботой,
Трудно нащупывал сон. А едва успокоившись сердцем,
Вдруг он перед собой увидел ужасные тени —
Тени тех, кого сам погубил; и одна, проясняясь,
330Так обратилась к нему: «Проснись! О чем ты томишься?
Знай: конец всем трудам и покой после тяжких свершений
Завтрашний день тебе принесет: вознесешься превыше
Всех, и тебя на руках понесут счастливые толпы».
Так двоезначно сказала она. И, знаменьем темным
335Он обманувшись, не внял, что его голове угрожало.

Вот уж лучи протянула заря к высокому Гему,
И в поднебесье Титан устремил колесницу поспешней
В жажде быть наконец Руфиновой зрителем смерти.
Ложе покинул Руфин, велит разукрасить по-царски
340Свой чертог, способный вместить несметных застольцев, —
Ныне будет им пир! – а на золоте, ждущем раздачи,
Повелевает чеканщикам выбить свой собственный профиль.
Сам же пускается в путь, чтоб приветить идущие рати,
Царственно глядя вокруг, надменней, чем истинный август,
345Шею по-женски взогнув, уверенный в том, что достигнет
Власти, словно уже порфира окутала тело
И над висками зажглась диадема в камнях драгоценных.

Есть у ворот городских, обращенных к полдневному небу,
Возле стены равнина и луг; кругом отовсюду
350Море лежит, и одна лишь туда пролегает дорога.
Здесь-то пылавшие местью войска, сияя оружьем,
Встали полк за полком. На левом крыле пехотинцы
Держат ряды, а с другой стороны за всадником всадник
Рвущимся вскачь скакунам уздает горячие губы.
355Воин над головой потрясает перьями шлема,
И на плечах у него железными красками блещет,
Переливаясь, дрожащая сталь: из выгнутых полос
Латы, скрепясь, облегли живые члены, и с ними
Движутся – страшно смотреть! – как будто стальные фигуры
360Тронулись с мест, и металл задышал человечьим дыханьем.
Тот же убор одел и коней: железный очелок
Грозен врагу, а железным бокам не опасны удары.
Каждый стоит на месте своем, прекрасен и страшен,
И ужасая и радуя взгляд, а над ними в утихшем
365Ветре обвисли на копьях грозившие недругам змеи.

Август привет воздает знаменам, овеянным славой.
Следом за ним Руфин к обманам привычною речью
Славит десницы бойцов, говорит по имени с каждым,
Всем обещает, что ждут возвратившихся жены и дети
370В их невредимых домах. А они, притворством притворству
Должный давая ответ, заходят тем временем сзади,
Дальнею строй изогнув дугой и готовясь нежданно
Оба конца ее сблизить в кольцо. Начинает сужаться
Поле, сдвигается щит ко щиту, все круче и круче
375Выгиб, сводящий крыло и крыло постепенно и мерно.
Так расставляет широкую сеть вкруг зеленого леса
Ловчий, так рыболов устрашенную к берегу рыбу
Гонит, неводом в плен забирая чешуйную стаю.
Все тесней ячеи, все больше смыкается выход.
380Лишние отстранены. А Руфин, окруженья не чуя,
В прежнем пылу уж хватает за плащ неробкой рукою
Августа, требуя: «Дай с тобою взойти на трибуну,
Почесть со мной раздели, объяви меня дольщиком скиптра!»
Вдруг отовсюду сверкнули мечи, вдруг грянул ужасный
385Крик со всех сторон: «О подлый, о мерзкий, ты думал
Нас склонить под ярмо, нас ввергнуть в рабские узы?
Ты позабыл, откуда наш путь? Рабами ли зваться
Тем, кто сам для людей возвращал и закон, и свободу?
Дважды нами подавлен мятеж, дважды сломлены Альпы,
390Нас приучила война не знать над собою тиранов!»