Наталья Сивкина - Последний конфликт в независимой Греции: Союзническая война 220–217 гг. до н. э.

Нет ответа на вопрос: почему Филипп так и не оказал помощи ахейцам, хотя освободил западный путь в Пелопоннес? Конечно, отсутствие флота для переброски войск могло сыграть некоторую роль [305]. Однако сомнительно, что это оказалось решающим фактором для македонского царя: можно было воспользоваться ахейскими кораблями. Если переправа планировалась с самого начала кампании, то сюда имели бы возможность подойти и македонские транспортные суда. Кроме того, легкость и несложность конструкции античных судов делала постройку кораблей сравнительно простой, а сроки постройки могли быть в случае надобности очень краткими, находясь в прямой зависимости от количества рабочих рук. Известны примеры создания целого военного флота в течение одного — двух месяцев [306], так что построить транспортные суда можно было еще за время осады Амбрака.

Столь же примечателен конец этого похода. Все операции были свернуты Филиппом при известии, что на границах Македонии якобы собираются войска дарданов (Polyb., IV, 66, 1–2). Причем Полибий пишет о совсем не характерных для дарданов шагах. Этот воинственный народ, неоднократно тревоживший македонские земли, обычно приходилось изгонять силой и наносить ответные удары по их территории. А в этот год они, активно готовясь к вторжению, распускают войска, так и не совершив нападения, напуганные одной вестью, что Филипп уже вблизи Македонии (Polyb., IV, 66, 1 и 6). При этом поспешные действия македонского царя совершенно противоположны его реакции на разорение македонских земель этолийцами в начале лета. Кроме того, военный сезон был далек от завершения: едва ли свертывание похода связано с приближением конца лета.

Думается, Филипп в этом походе руководствовался несколько иными задачами, чем те, что предлагает нашему вниманию Полибий. Следует вспомнить, что молодой царь занимал также должность гегемона Эллинской лиги [307]. В этом качестве он и вступил в войну, подчиняясь общему решению союзников. Конечно, македонские цари всегда имели планы расширения своей сферы влияния в Греции. И хотя в это время царь находился под сильным влиянием стратега Ахейского союза (Plut. Arat., 46–48) и только начинал свои самостоятельные дипломатические и государственные шаги, скорее всего, такие планы у него уже существовали или зародились в ходе этой кампании.

Поэтому, воздерживаясь от категорических заявлений, можно предположить, что действия македонского царя в Акарнании, вероятно, в большей степени объясняются его неопытностью: летом 219 г. Филипп V впервые попробовал себя в качестве полководца. Неуверенность молодого предводителя, нежелание скомпрометировать себя, не позволили ему пуститься в рискованные мероприятия. Напротив, он показал и врагам, и союзникам, что не окажется марионеткой в руках ахейского стратега и не станет использовать македонское войско иначе, чем в собственных интересах. В этом походе он планомерно создавал плацдарм для будущих действий, не обостряя отношения с союзниками размещением своих гарнизонов на освобожденной территории. В то же время Филипп, не желая открытого конфликта с ахейцами и не собираясь участвовать в авантюре с вторжением в Этолию, сначала затягивал переговоры с ахейскими послами, а затем использовал благовидный предлог для возвращения на родину. Вполне допустима, в таком случае, мысль, что никакого вторжения дарданов не готовилось вовсе. Царю был нужен весомый аргумент для отклонения настойчивых требований союзников, и он удачно нашел его.

Рассмотрев первые боевые действия Союзнической войны можно отметить, что Этолия, вопреки сложившемуся мнению, отличалась более слаженными и продуманными действиями, чем ее противники. Этолийцы придерживались традиционной тактики, располагали как собственным ополчением, так и наемными силами. За весну — лето 219 г. только одна операция принесла им провал: попытка захвата Эгиры, где они потеряли большую часть своего отряда. Однако, учитывая, что в атаке было задействовано примерно 1.200 человек, эти потери нельзя назвать ощутимыми. Международная обстановка также складывалась в пользу Этолийской федерации. На ее стороне выступили спартанцы. Хотя первые их действия были направлены к собственной выгоде, тем не менее сам факт самостоятельных действий Спарты показал неустойчивость Эллинской лиги, которая не смогла удержать недавно побежденное государство в своих рядах.

Что касается противоположной воюющей стороны, то здесь наблюдалась несогласованность действий командующих, непродуманная система совместной обороны. Примечателен в этом отношении факт нападения на Эгиру. Полибий утверждает (IV, 57, 3), что некий перебежчик из Этолии, долго живший здесь, заметил, что стража у ворот постоянно пьянствует. Поэтому он осмелился неоднократно переходить к Доримаху и призвал этолийцев к захвату города. Конечно, степень достоверности этих данных неизвестна, однако такая халатность вполне могла иметь место. Когда город имеет хорошие естественные укрепления, как это обстояло с Эгирой (Polyb., IV, 57, 5), охрана не всегда добросовестно относится к своим обязанностям. Описанное Полибием поведение стражи, вероятно, не было сильным преувеличением; дальнейшие события говорят в пользу достоверности его материала. Перебежчик провел отряд лучших воинов по непроходимым тропинкам и проник в город по водопроводу. Перебив спящую стражу, они открыли ворота основным силам (Polyb., IV, 57, 8–9). Подобный инцидент лишний раз служит доказательством пренебрежения ахейцами воинской дисциплины, что в условиях войны было не просто недопустимо, а преступно.

Очевидное желание ахейцев решить свои проблемы с помощью македонского оружия привело к возрастанию оппозиционных настроений внутри федерации. Города, входившие в Ахейский союз, остались недовольны политикой центра: стратег оказался бездеятелен, он не только не организовал помощь нуждавшимся в ней, но даже не смог набрать наемников. А имевшееся в его распоряжении ополчение не провело ни одной серьезной операции. Обращения к македонскому царю остались без ответа, что также компрометировало ахейского стратега в мнении союзников. Такая пассивность со стороны одного из зачинщиков войны показывает, что ахейское руководство, видимо, предполагало провести войну не своими силами, а македонскими. Влияние Арата Старшего на Филиппа V, вероятно, породило такие надежды. Однако уже в начале войны македонский царь успешно продемонстрировал нежелание быть марионеткой в ахейских руках. Он заботился о своих интересах, привлекал к себе союзников по лиге, подчеркивал приверженность идеям Общего Мира. И, возможно, в этот период войны под благовидным предлогом намеренно не оказал помощи ахейцам. Арат пользовался серьезным влиянием среди членов лиги, союзники ориентировались на его линию политики, хотя не он являлся гегемоном. Македонский царь планировал вернуть утраченное ранее господствующее положение на Балканах на законных основаниях — через лигу, найдя опору в греческих союзниках. Однако пока Арат был жив и пользовался значительным авторитетом, это было едва ли осуществимо. Поэтому Филиппу оставалось лишь компрометировать ахейских стратегов, подчеркивать их слабые стороны и демонстрировать свои собственные преимущества. Фактически Ахейский союз оказался гораздо ближе к краху в ходе этой кампании, чем в 225 г., накануне обращения за помощью к Досону.