Святослав Смирнов - Государство Селевка I. Политика, экономика, общество

Одной из важнейших функций «царя-воина» и неотъемлемым условием победы была забота о своем войске. В истории раннего эллинизма мы находим примеры перехода воинов на сторону противника из-за плохого содержания или недостойного отношения к ним. В большинстве случаев это нельзя назвать просто дезертирством или бегством, поскольку этот переход имел определенное символическое значение, смысл которого заключался в утрате царской власти одним полководцем и приобретении ее другим. Именно такой смысл вкладывает в этот своего рода ритуал Александр ( Anab . II. 14. 7), составляя письмо Дарию III. Переход мог произойти как во время осад или иных позиционных противостояний, так и в ходе сражения. К примеру, в битве между Деметрием Полиоркетом и Селевком в 285 г. до н. э., часть войска македонского царя перешла на сторону последнего, т. к. посчитала, что с Селевком они будут чувствовать себя более обеспеченными (Plut. Dem . 49). Ранее, в 311 г., в сражении с Никанором и Эвагром в Мидии, Селевк также пополнил ряды своего воинства за счет перешедших на его сторону воинов (Diod. XIX. 92. 4). В некоторых случаях царь лично произносил речь перед войском противника или одним только своим видом внушал им ужас, заставляя перейти воинов на свою сторону. Эти примеры показательно демонстрируют персональный характер царской власти в раннеэллинистический период, где личные качества царя, связанные с его полководческими функциями, были одним из основных условий формирования царской власти.

Первыми диадохами, принявшими царский титул, были Антигон и его сын Деметрий, которые стали называть себя царями после победы при Саламине над флотом Птолемея (Plut. Dem . 18). За ними последовали Птолемей, Лисимах и Селевк. Важно, что принятие царского титула является следствием военной победы . Впоследствии наследники диадохов должны были подтверждать свою царскую состоятельность регулярными военными победами. Но, как отметил Э. Бикерман, «власть, образованная в результате победы, может исчезнуть в случае поражения…» [169]. Если царь был не в состоянии вести войско в сражение, то он терял расположение своих полководцев и мог лишиться всего.

У Селевкидов уникальным компонентом царской власти стало сочетание в образе правителя как македонских, так и «восточных» черт. Для македонян Селевк I оставался царем старого типа — полководцем и победителем [170]. В этом смысле все эллинистические монархи были наследниками Аргеадов. Аппиан ( Syr . 54) подмечает, что Антигон и Деметрий были провозглашены царями, т. к. не осталось никого из рода Александра. Такой царь по македонской традиции избирался советом полководцев, и власть его основывалась на праве победителя. Но для многонационального населения империи Селевка он был воплощением иных сил. Жители некоторых восточных сатрапий воспринимали его как наследника династии Ахеменидов. Так, «список царей» из Урука (IM 65066) демонстрирует строгую линию преемственности сменяющих друг друга правителей от Ашшурбанапала до Селевка II. Другой же «список» из Вавилона (BM 35603) — от Александра III до Аршака. Персидские Великие цари, в свою очередь, придавали своей власти божественное происхождение [171]. Короткое замечание Плутарха, что Селевк и до принятия царского титула в общении с варварами величал себя царем, является свидетельством различия в представлениях о природе царской власти у македонян и восточных народов [172].

Но царь — это не просто победитель, это еще и воплощение закона. Строки из «Суды» лишний раз напоминают, что, кроме управления армией, царь должен разумно вести государственные дела. Плутарх зафиксировал один случай с Филиппом ( Mor . 179C), который отказался разбираться в делах простой старухи, сославшись на то, что у него нет на это времени. На что старуха возразила ему: καν μη βασίλευε (так не будь царем). Антигон в конце жизни объяснял кротость своего правления тем, что ему необходимо заполучить репутацию и расположение (δόξης καν εύνοίας) (Plut. Mor . 182A). Речь Селевка I, обращенная к войску (или народному собранию) по случаю свадьбы его сына Антиоха со Стратоникой (App. Syr . 61), является хорошим примером уже устоявшегося правила: слово царя — закон. Для македонян, впрочем, такой принцип был отчасти известен, но Селевк, как бы оправдываясь, уточняет, что не вводит тем самым никаких персидских обычаев, намекая на то, что в персидской империи этот принцип существовал и ранее. Интересна фраза Антигона, в передачи все того же Плутарха ( Mor . 182C), что у варваров «прекрасно и справедливо все (πάντα καλά καν δίκαια), что делают цари, у нас же прекрасно только прекрасное и справедливо только справедливое (ήμΐν δε μόνα καλά τά καλά καν δίκαια μόνα τά δίκαια)». Подобное отношение к царской власти можно встретить и в Пергаме, правящая династия которого заимствовала многое из практики Селевкидов и других эллинистических монархий. По мнению О.Ю. Климова, в Пергаме, как и в других эллинистических государствах, царь был не просто воплощением государства, но и источником права [173].

В персидской империи «закон царя» не являл собой общегосударственный порядок, а устанавливался как правовая норма династии Ахеменидов. Решения царя не подлежали изменению, однако они выносились в соответствии с персидскими традициями. Царь был обязан советоваться с представителями семи знатных персидских родов, которые играли большую роль в правовой жизни государства [174]. По мнению П. Бриана, выражение «по закону царя», встречающееся в некоторых вавилонских табличках, имеет только рекомендательную основу. Важно также заметить, что в источниках dāta может трактоваться по-разному: и как «закон», и как «обычай». Возможно, это связано с тем обстоятельством, что «закон царя» включал и местный обычай [175].

Эллинистический царь обязательно должен был быть благодетелем. Причем его благодетельность должна была проявляться не только в покровительстве своим приближенным, но и в своего рода демонстрации могущества. Эвергетизм — еще одна характерная черта портрета эллинистического правителя. Щедрость царя состояла в многочисленных подарках. Александр не скупился, одаривая своих «друзей» (Plut. Mor . 179F), так же как и Птолемей (Plut. Mor . 181F) и Антигон ( Mor . 182D).

Территориальное формирование державы Селевка, с точки зрения идеологии царской власти, осуществлялось на основе неписанного закона, древней традиции — «права копья» или права завоеванной земли (δορίκτητος χώρα), которое проистекало из права победителя . По этому правилу, территория, завоеванная одним царем у другого, переходила в его вечное владение. Но это правило действовало только при некоторых условиях, включающих личное участие царя в войне, разгром противника в сражении именно на его территории, оккупация рассматриваемых земель, присоединение только фактически покоренной местности и др. [176]Такое название — δορίκτητος χώρα, досл. «копьем завоеванная земля» — этот принцип получил из древнего обычая бросать перед боем в землю противника копье, помечая тем самым территорию будущего владения [177]. Когда Александр переправлялся в Азию, он осуществил этот ритуал, вонзив копье в землю великого царя Дария (Diod. XVII. 17. 2). В раннеэллинистической истории использование «права копья» встречается неоднократно (Diod. XIX. 105. 4).