Святослав Смирнов - Государство Селевка I. Политика, экономика, общество

Несмотря на укорененность теории «права копья» в историографии, существует и немного иной взгляд на эту проблему, представленный И.А. Ладыниным. Свое видение вопроса автор изложил в трех очерках (два из которых, к сожалению, остаются пока неопубликованными), а также в устной беседе [178]. По мнению И.А. Ладынина, δορίκτητος χώρα не являлось — по крайней мере, единственным — обоснованием права эллинистического монарха на обладание территорией. Формирование эллинистических государств, напротив, происходило на базе соглашений между диадохами, которые закрепляли за каждым определенный регион, который был в каком-то смысле неприкосновенным. Большое значение для легитимации имели династические браки, а также связь с домом Аргеадов. Между тем, И.А. Ладынин сомневается в ранней — доэллинистической — природе «права копья». Действительно, приведенный А. Мелем в качестве наиболее раннего упоминания эпизод аннексии Филиппом II Амфиполя, является весьма спорным [179]. Продуктом более позднего времени считает И.А. Ладынин и рассказ об Александре, вонзившим копье в землю Дария.

На наш взгляд, несмотря на отсутствие свидетельств, древность самого «права копья» или в целом «права на завоевание» не вызывает сомнений. Обычай метать копье в землю противника перед боем, как кажется, имеет глубочайшие исторические корни [180], поэтому возможность поддержания этой практики Александром все же остается. Вслед за А. Мелем и Р. Биллоузом можно подчеркнуть важность сообщений о δορίκτητος χώρα Иеронима из Кардии. И хотя Диодор пересказал события, изложенные Иеронимом, не самым образцовым способом, компетенция самого Иеронима здесь не вызывает сомнений [181]. Что касается договоров 323, 320 и 311 годов до н. э., то, разумеется, все они имели принципиальное значение для диадохов. Но стоит отметить, что данные соглашения распределяли территорию империи Александра, строго говоря, между людьми, не являвшимися носителями царской власти. Более того, право δορίκτητος χώρα, как элемент, присущий только царской власти, по всей видимости, не могло использоваться в данной ситуации. Весьма показателен в этом свете пассаж Диодора, который несколько упрекает Кассандра, Лисимаха, Антигона и Птолемея, за то, что после убийства Роксаны и Александра, они стали стремиться к царской власти и владеть территорией, находившейся в их власти так, словно это было царство, завоеванное копьем (Diod. XIX. 105. 3–4). Возможно предположить, что важность результатов этих соглашений была утрачена с принятием диадохами царских титулов. Этим отчасти объясняется и раздел государства Антигона, и захват Селевком царства Лисимаха.

Первое упоминание о δορίκτητος χώρα в истории Селевкидов связано с уже описанным территориальным разделом Сирии после гибели Антигона. После победы коалиции Кассандра, Лисимаха, Селевка и Птолемея над Антигоном и Деметрием в битве при Ипсе (301 г. до н. э.) и последующего деления их государства, возник территориальный спор между Птолемеем и Селевком из-за Келесирии. Не принимавший фактического участия в финальном сражении, Птолемей не был воспринят остальными диадохами как полноценный участник борьбы против Антигона и не получил территориальных приобретений. Таким образом, Келесирия, на которую рассчитывал Птолемей, по решению диадохов была отдана Селевку, что привело к конфликту (Diod. XXI. 1. 5). Во время переговоров между двумя царями Птолемей заявил, что, несмотря на помощь, которую он оказывал в борьбе против Антигона, никто не дал ему завоеванной земли (της δορικτήτου χώρας). С точки зрения македонской традиции, диадохи поступили справедливо: фактически не занявший в результате войны почти никаких земель, Птолемей не получал права на приобретение территории. Птолемея же не было и при Ипсе, где погиб Антигон. Однако любая помощь, оказанная в борьбе с противником, по мнению Птолемея, давала ему право на землю. На протяжении периода эллинизма изменялись различные аспекты «права копья», но само оно, как одна из возможных основ царской власти, существовало еще достаточно долго [182].

Далее перейдем к рассмотрению политической роли войска. Как мы убедились, власть Селевка была создана посредствам войны , и особое место в ней занимали личные полководческие качества самого царя. Большая значимость института войны в формировании эллинистических государств неизбежно наводит на размышления о месте войска в процессе создания и развития новых монархий. Какими были отношения между войском и царской властью?

Безусловно, царская власть опиралась на войско. Вооруженные силы (αί δυνάμεις) были одним из фундаментов власти. Вся политика, как основателя династии, так и его последователей, характеризует государство как военную монархию [183]. Войско и царская власть находились в политической и экономической зависимости друг от друга. Для Селевкидов, как и для Ахеменидов, война была источником обогащения для «доминирующего этно-класса» и в особенности для царя [184]. При этом одной из характеристик селевкидской военной монархии можно полагать значительную роль войска в становлении царской власти, где царь был не просто живым воплощением государства, но и главнокомандующим его войска. С этой точки зрения, связь царя и его войска была неразрывной, т. к. государство Селевка, как и империя Ахеменидов, имевшее характер личной унии с народами завоеванных стран, зависело от способности власти силой удерживать ее территориальную целостность.

Но «полководец» еще не означает «царь», и в этом смысле властью может быть наделен только удачливый военачальник. В Македонии еще до Александра царь избирался собранием полководцев, и хотя это свидетельство довольно поздних источников, однако это не значит, что царем мог стать любой македонянин. Помимо происхождения из царской фамилии, он должен был доказать свою состоятельность на поле боя и благосклонностью к македонянам, т. е. войску. Именно поэтому Филипп советовал Александру быть ласковым с македонянами, чтобы пользоваться у них авторитетом (Plut. Mor . 178B). Особое значение имела процедура провозглашения царя войском [185]. В эллинистический период известно несколько подобных случаев. К примеру, Деметрий был назван македонянами царем после убийства Антипатра, сына Кассандра (Plut. Dem . 37). В более поздний период войско не раз объявляло различных правителей царями, но такая практика не была конституционной основой царской власти [186], а скорее, символом старых традиций и имела больше идеологическое значение, чем реально политическое. Безусловно, роль собрания полководцев в период раннего эллинизма была все еще значительной, но не настолько, чтобы царь Селевк или царь Антигон, придавая своим действиям законность, обращались к этому древнему институту. Тем более не приходится говорить о том, что решения этого собрания были юридически равны царским декретам [187].