Святослав Смирнов - Государство Селевка I. Политика, экономика, общество

В целом о степени монетизации экономики можно судить, проанализировав материал частных контрактов из Вавилонии. В позднеахаменидский период выплаты по сделкам производились нечеканным серебром (Stolper 2–3). В правление Александра и Антигона встречаются выплаты монетой, но в соответствии с вавилонской весовой системой: «2 мины чистого серебра в статерах Александра» (Stolper 4). И все же при Селевке зафиксированы случаи покупки рабов за нечеканное серебро [340], а при Антиохе I встречаются оба варианта: как монетой (Stolper 5–6), так и слитками по весу (Stolper 7). Судя по всему, несмотря на регулярные монетные выпуски, начатые в Вавилонии с установлением македонской власти, традиции выплат в нечеканном серебре сохраняются еще довольно долгое время. При этом заметим, что Вавилония, в отличие от других сатрапий, была знакома с монетной чеканкой еще при Ахеменидах.

Все перечисленные выше положения в общих чертах характеризуют царскую экономику Селевка I. Но все же не стоит забывать, что баланс доходов и расходов зависел от множества неэкономических факторов. В целом теоретизированная модель селевкидской экономики, построенная Г. Апергисом, кажется достаточно убедительной, однако необходимо учитывать внешнеполитический фактор. Территория государства Селевкидов постоянно изменялась, а значит, в диспропорции находилось и соотношение доходов и расходов. И каждый царь династии находился примерно в тех же условиях территориального формирования государства, как и его основатель Селевк Никатор.

Сравнительно недавно в историографии был поднят очень важный, на наш взгляд, вопрос, касающийся существования в раннеэллинистический период не только «общественной» (государственной) стороны царской экономики, но и «частной» (личной), характерной для царского дома. Эта проблема возникла в свете другой, не менее сложной и запутанной темы — положение личного царского домена. Сейчас эти вопросы активно разрабатываются двумя французскими исследователями — специалистами в области экономической и политической преемственности эллинистических государств более ранним ближневосточным державам — П. Брианом и Р. Деска. Их исследования открывают большие перспективы в изучении эллинистической царской экономики, позволяют по-новому — сквозь призму частной царской экономики — рассматривать социально-экономические отношения и некоторые институты в ближневосточных монархиях конца IV–II веков до н. э.

Территория государства Селевка не имела одинакового политического и экономического статуса. Как мы уже отмечали, все территориальное государственное пространство состояло из множества разнородных по своему статусу земель. Существовали царские земли (βασιλική χώρα), земли городов, этносов, храмов, частных лиц. Царские земли могли включать в себя территории полисов и храмов. В отличие от царских земель, которые можно обозначить как «государственные», существовал и личный царский домен, принадлежащий царю и царской фамилии. При этом доходы этой категории земель формировали отдельную царскую казну. Фактически царский земельный фонд эллинистических монархов, как и у Ахеменидов, появился в результате завоевания [341]. Но все земли, будь то храмов или городов, принадлежали царю по «праву копья» и поэтому были обязаны, хотя и в разных формах, выплачивать налоги.

Обработкой земли, кроме свободных крестьян-общинников, занимались различные группы зависимых категорий населения, в частности λαοί и βασιλικοί λαο'ι, названных так, по всей видимости, согласно статусу той территории, на которой они работали: царской или городской, храмовой, частной. Лаой находились в пообщинной зависимости и выплачивали налог (денежный и отработочный) царю и своему землевладельцу, что отражается, например, в надписи Мнесимаха [342]. Хотя они обладали домом, хозяйством, движимым имуществом и имели определенную свободу перемещения, лаой все же находились под властью собственника земли и могли быть отчуждены вместе с нею, что наводит на мысль о том, что лаой были прикреплены к земле. С этнической точки зрения идентифицировать лаой довольно сложно, но, возможно, по большей части это было местное негреческое сельское население. Близки по своему положению к λαοί были ойкеты (οΐκέτοι) из «надписи Мнесимаха», где они упомянуты трижды. Из текста надписи становится понятно, что, упомянутые в ней ойкеты владели домом и каким-то хозяйством. Но, что конкретно отличало их от лаой, неясно. По всей видимости, ойкеты селились на полисных или царских землях (ср. SEG XXXVII. 859. B III). Наряду с этими категориями существовала еще одна зависимая категория населения — андроподы, которые могли, как и свободные, заниматься торговлей [343]. На городской земле работали также пареки (πάροικοι), положение которых было выше, чем лаой. Пареки не обладали гражданскими правами, но в качестве привилегии имели право работать на городской земле [344]. Пареки, по всей видимости, происходили из числа местного населения. К примеру, в письме эллинистического царя (Лисимаха?) к Приене (RC 8) речь идет о даровании прав пареков педиеям, находившимся в зависимости от полиса.

«Экономика» псевдо-Аристотеля — источник крайне интересный и уникальный. Однако, как это и бывает, трактовка такой информации ставит в тупик даже самых опытных специалистов. Не вдаваясь в глубокий анализ текста, отметим одну из важнейших проблем, связанных с эллинистической царской экономикой, которая возникает при прочтении этого источника. Это, отмеченное Р. Деска и П. Брианом, наличие в тексте псевдо-Аристотеля свидетельств уже упоминавшейся личной царской экономики, связанной с «царским домом».

Так, Р. Деска отмечает два фрагмента. Первый из них связан с интерпретацией термина ταγή. Относительно царской экономики источник сообщает: περί δε τα έξαγώγιμα καί είσαγώγιμα πότε καί τίνα παρα των σατραπών έν τή ταγή έκλαβόντι αύτω λυσιτελήσει διατίθεσθαι — «о вывозе и ввозе — когда и что, получив от сатрапов έν τή ταγή ему (т. е. царю) будет выгодно продать». В русском переводе Г.А. Тароняна, как собственно и в некоторых зарубежных, выражение έν τή ταγή переводится — «в качестве подати». Однако данный термин ή ταγή более сложный и многозначный.

Существительное ή ταγή происходит от глагола τάσσω (атт. τάττω), который имеет несколько значений: ставлю (в боевой порядок), командую , поручаю . Само это слово употребляется в источниках редко, причем в основном в текстах довольно поздних, относящихся уже к первым векам нашей эры, и имеет три основных значения: боевой строй , командование , область . Лишь только производная того же корня ύποταγή единожды встречается у Полибия в значении дань . Таким образом, употребление самого слова ή ταγή впервые встречается именно в тексте «Экономики». В LSJ специально применительно к данному отрывку псевдо-Аристотеля употребляется значение «округ, область». Б. ван Гронинген — автор лучшего на сегодняшний день издания трактата — комментирует этот термин как «прямой налог». Также ван Гронинген склонен сравнивать ή ταγή с латинским indictio . По мнению исследователя, способ взимания этого налога мог быть как натуральным, так и денежным [345]. Р. Зёпффель, недавно опубликовавший крупный комментарий к «Экономике», переводит ταγή как Naturalabgabe — натуральный налог, подразумевая, что в данном случае речь идет о доходах, собираемых сатрапами в сатрапиях в натуральной форме [346]. Эту же мысль высказал и Х. Клинкотт, который под ταγή понимает натуральный налог , взимавшийся для содержания царского двора. После сбора он поступал на царские склады, которые находились в подчинении сатрапа [347]. В лексиконе Гисихия Александрийского (V в.) это слово означает царское дарение (βασιλική δωρεά) или жалование, необходимое для жизни (ή σύνταξις προς το ζην αναγκαίων). В данном пассаже ταγή также может употребляться двусмысленно. Во-первых, в широком смысле, ταγή характеризует специфическую сторону царской экономики, связанную со сбором налогов продуктами потребления и обеспечением нужд царского двора; как отмечает Р. Деска, ταγή означает «некое единство получения доходов, не продукта, как царская земля, например; έν τη ταγή не означает некую структуру взимания, но, в общем, сбор товаров, поступающих от сатрапа» [348]. Мнение Г. Апергиса, также прокомментировавшего данный отрывок, дополняет эту версию. Греческий исследователь полагает, что «здесь мы не просто имеем дело с налогом, отправленным царю, но с более значительным взаимодействием между царской и сатрапской экономиками, то есть, все, что происходило между ними. Можно представить себе часть "царской" экономики внутри каждой провинции и товары, о которых идет речь, могли просто перемещаться в нее или из нее из других экономик в той же провинции» [349].