Лариса Печатнова - Спарта. Миф и реальность

В Греции более или менее близкого аналога политической системе Спарты не существовало, за исключением, может быть, дорийских общин Крита. Но уже Полибий, первый греческий историк, хорошо знакомый с политической структурой римского общества, обнаружил близкое сходство между Спартой и Римом. Применив для характеристики римской конституции учение о смешанной форме правления, Полибий рассматривал Спарту и Рим как примеры смешанного государственного устройства, где политическое равновесие обеспечивалось «счастливым» сочетанием трех простых форм: в Спарте монархический элемент представляли цари, аристократический — герусия и демократический — эфорат; в Риме — соответственно консулы, сенат и комиции вместе с народными трибунами (Polyb. VI. 10–18, особенно 10 и 12). На типологическую близость спартанских и римских политических учреждений указывал также Цицерон [124] Подобные сравнения довольно часто встречаются в научной литературе. Эта тема нашла свое отражение уже у К.О. Мюллера. Крупнейший социолог современности, Макс Вебер также усматривал внутреннее родство между эфорами и народными трибунами. И тех и других, по его словам, граждане изначально поставили в качестве защиты, в Спарте — от царей, в Риме — от патрициев. И не так уж важно, что эфоры постепенно в большей степени, чем народные трибуны, превратились в чиновников, обслуживающих спартанскую олигархию. Обзор научной литературы, где проводится параллель между эфорами и народными трибунами, см.: Thommen L. Volkstribunat und Ephorat. Uberlegungen zum "Aufseheramt" in Rom und Sparta // Gdttinger Forum fur Altcrtumswissenschaft. 6. 2003. S. 19 f. . В частности, он одним из первых обратил внимание на сходство спартанского эфората и римского народного трибуната ( tribuni plebis ). У Цицерона были серьезные основания для подобного рода аналогий. Обе магистратуры во многом сходны между собой. Это сходство можно проследить по нескольким линиям.

Прежде всего, учреждение обеих должностей — это классические примеры конституционного решения сложнейших социально-политических проблем. Как не раз уже отмечалось в научной литературе [125] См. например: Jones A.H.M. Sparta. Oxford, 1967. P. 28 f.; Amheim M.T.W. Aristocracy in Greek Society. P. 93. , спартанцы в отношении своих царей избрали необычный для греков путь. Они не сделали какой-либо попытки уничтожить царскую власть насильственным, т. е. революционным, путем [126] В отличие от Спарты, царская власть в Риме была уничтожена, но на место царей пришли два консула, которые обладали поистине царской властью. Подобно спартанским царям, они пользовались неограниченным военным авторитетом, а у себя дома являлись лидерами сената, аристократического совета старейшин. . Вместо этого для защиты своих прав они стали ежегодно избирать пять эфоров. Во всех отношениях эфоры выглядели как противовес царям. Если для греческих государств периода архаики подобный конституционный способ разрешения социальных конфликтов являлся не частым явлением, то он имел некоторое сходство с борьбой сословий в раннем Риме. Как и в Спарте, победа плебеев в Риме не привела к конституционному изменению формы правления, а только к участию плебеев во властных структурах.

Таким образом, обе магистратуры возникли как результат компромисса между народными массами и правящей элитой. И для Рима, и для Спарты этот компромисс оказался спасительным. Он дал возможность обеим общинам длительное время существовать без гражданских войн и тирании. Как полагал Цицерон, политический компромисс — единственный гарант длительного и спокойного существования общества и государства. Кстати, этот свой постулат Цицерон иллюстрирует примером именно из спартанской истории: «Если в государстве нет равномерного распределения прав, обязанностей и полномочий с тем, чтобы достаточно власти было у магистратов, достаточно влияния у совета первенствующих людей и достаточно свободы у народа, то этот государственный строй не может сохраниться неизменным… Ведь даже порядок, установленный Ликургом, не удержал греков в узде; ибо и в Спарте, в царствование Феопомпа, было назначено пятеро человек, которых греки называют эфорами…» (De resp. II. 33. 57–58. Здесь и ниже пер. В.О. Горенштейна).

Возникнув как результат компромисса между рядовыми гражданами и правящей элитой, обе магистратуры оказались сильнейшим сдерживающим фактором для всякого рода попыток аристократического реванша. Появился, таким образом, постоянно действующий механизм по сдерживанию любых проявлений политического экстремизма аристократии. Однако нужно помнить, что в олигархических полисах, каковыми являлись и спартанская, и Римская республики, все магистратуры постепенно органично встраивались в структуру правящего сословия и в этом смысле по самой своей природе не могли быть по-настоящему демократическими даже такие на первый взгляд «народные», как эфорат и народный трибунат.

Принадлежа к разряду высших должностей в своих государствах, эти магистратуры выполняли очень важную социальную роль, ибо они прокламировались как выразители воли большинства. Обе магистратуры возникли в результате сословной борьбы и были знаком компромисса [127] Т. Моммзен называет этот компромисс «плохим», поскольку, по его мнению, учреждение народного трибуната с предоставлением ему права veto в политическом отношении было бесполезной паллиативой, которая только затянула социальную неурядицу ( Моммзен Т. История Рима. Т. I. СПб., 1994. С. 228). между аристократией и народом. Аристотель совершенно верно отметил эту важнейшую социальную роль эфората как «предохранительного клапана для демоса» [128] Jeffery L.H. Archaic Greece: The City-States c.м700–500 В. C. New York, 1978. P. 118 f. . По его словам, «этот правительственный орган придает устойчивость государственному строю, потому что народ, имея доступ к высшей власти, остается спокойным…» (Pol. II. 6. 15. 1270 b 18–19).

Цицерон точно так же оценивал социальное значение народного трибуната, поскольку, как он считал, трибунат заключал в себе идею равенства плебса с нобилитетом. Цицерон полагал, что учреждение этой магистратуры было очень мудрым решением, поскольку благодаря ей «простые люди могли считать себя равными первенствующим, а в этом одном было спасение государства» (Dе leg. III. 10. 24. Здесь и ниже пер. В.О. Горенштейна). Эта должность являлась важным средством защиты высших слоев общества уже в силу того, что, оставаясь необыкновенно популярной у народных масс, она внушала им иллюзию их участия в управлении государством. Таким образом, обе рассматриваемые магистратуры, являясь частью правящей структуры своих государств, выполняли в то же время очень важную посредническую функцию. Носители этих должностей выступали в роли социальных посредников, самим фактом своего существования прокламирующих идею равенства сословий. Они были связующим звеном между правящей элитой и рядовыми гражданами. В Спарте эфорат противопоставлял себя царям и герусии и одновременно обеспечивал обратную связь этих высших правящих структур с гражданским большинством. Власть эфоров позволяла всем спартанским гражданам ощущать себя равными родовой аристократии точно так же, как трибунская власть заключала в себе идею равенства плебса с нобилитетом.