Иван Беляев - Вацлав Гавел. Жизнь в истории [litres]

В кругу инакомыслящих вообще царили не самые пуританские нравы, а союзы, как официальные, так и неформальные, создавались и пересоздавались в самых разных сочетаниях. Первая жена Ивана Гавела стала женой Иржи Динстбира, бывшая жена Магора стала любовницей Иржи Немеца. «Мере свободы и толерантности, заложенной в этих обменах, можно на расстоянии удивляться или осуждать ее, но примечательно, насколько успешно межличностные отношения диссидентов переживали эти карусели, которые бы обрекли на гибель многие более конвенциональные дружбы», – без ханжества заключает Михаэль Жантовский 219 219 Жантовский. С. 220. . Так, Ольга о большинстве романов мужа прекрасно знала, с Анной Когоутовой даже поддерживала приятельские отношения.

Именно в доме Когоутовой полиция арестует Гавела 29 мая 1979 года.

После некоторого выжидания власть решила разобраться с Комитетом по защите несправедливо осужденных просто и незатейливо. В один день, 29 мая, было арестовано больше половины его членов. Правда, для ускорения судебного процесса из первоначальных десяти жертв было решено оставить шесть: Гавела, Вацлава Бенду, Иржи Динстбира, известную в прошлом тележурналистку Отту Беднаржову, Петра Уля и бывшую жену Иржи Немеца Дану.

Гавела задержали у Анны Когоутовой, а дома он не ночевал потому, что предыдущий вечер провел у Йитки Воднянской. Однако арест не стал для него полной неожиданностью: у Вацлава с собой была сумка, где лежали несколько рубашек, нижнее белье, туалетные принадлежности, тапочки и роман «Полет над гнездом кукушки» в переводе упоминавшегося недавно Ярослава Коржана.

Следствие продолжалось пять месяцев. По документам видно, как изменился Гавел за два года, прошедшие после предыдущего уголовного дела. Он уже не тешит себя иллюзиями, что сможет каким-то образом переиграть следователей, а потому с ними никак не сотрудничает. Твердость его позиции важна и потому, что в работе VONS Гавел участия почти не принимал, зато прекрасно осознавал, что дать слабину второй раз он уже не вправе.

Адвокат Йозеф Лжичарж меж тем настаивал, чтобы Гавел использовал свои преимущества. В конце концов диссидент и адвокат пришли к договоренности: Гавел не мешает Лжичаржу делать свою работу, но и Лжичарж слишком многого от Гавела не требует. Позднее выяснилось, что Лжичарж был завербован StB и фактически во время процесса переведен из «кандидата для тайного сотрудничества» в настоящие агенты-информаторы. Как именно Лжичарж повлиял на процесс, сказать сложно. Известно, что он написал за время следствия и суда больше двадцати донесений, но ни одно из них не сохранилось. Известно и то, что через пару лет после процесса адвокат стал своих кураторов избегать и в 1982 году сотрудничество с ним прервалось.

Вскоре после задержания Гавела приехавший в Градечек эвакуатор увез «луноход», и это, кажется, многое говорило о планах режима. С другой стороны, власть по-прежнему пыталась сыграть с подсудимым в свою собственную иезуитскую игру. Тюремный опыт Гавела 1977 года давал преследователям надежду, что он снова сломается, но кроме кнута они заготовили и пряник. Гавел имел возможность вместе с Ольгой уехать по театральной стипендии в США – там об этом позаботились Милош Форман и руководитель нью-йоркского Public Theater Джо Папп.

Гавел рассматривал эту идею вполне серьезно и обсуждал ее во время одного из посещений Ольги, но в конечном счете ехать отказался. Семь лет спустя в «Заочном допросе» Гавел утверждал, что никогда не сожалел об этом, хотя из других источников известно, что процесс принятия решения был сложным и мучительным. Так, сотрудничавший с госбезопасностью приятель Ивана Гавела доносил, что семья настаивает на эмиграции. У многих в памяти осталась фраза, которую передала после очередного свидания Ольга: «Дам им пять лет своей жизни, но ни дня больше».

Выдернутая из контекста, эта фраза позволяет толковать ее по-разному; можно, например, предположить, что в случае более жестокого наказания Гавел был бы сговорчивее и, вероятно, все-таки эмигрировал бы. Очевидно, что вся чехословацкая и чешская история следующих десятилетий в этом случае пошла бы иначе. Вполне вероятно также, что Гавела мог бы убедить уехать отец, но их встреча не состоялась: в конце июня Вацлав Мария Гавел был госпитализирован с тяжелым воспалением легких, а через месяц умер.

Аналогичные предложения поступали и Улю, и Бенде; и оба, посовещавшись с родными, отказались. Одновременно власти попытались спровадить из страны другого заключенного – осужденного за спровоцированный конфликт с полицейским Рудольфа Баттека. Получив срок в пять с половиной лет, Баттек серьезно думал об отъезде во Францию, и предварительная договоренность об этом уже была достигнута. Тем не менее в самый последний момент он пошел на принцип и отказался писать прошение о помиловании, необходимое для освобождения.

Слушание дела в суде продолжалось всего два дня. Для родных и близких подсудимых в зале оставили всего двенадцать мест. Тех, кто пытался собраться у здания суда, разгоняли силы общественной безопасности. Делать заметки во время процесса не разрешалось; Анну Шабатову (дочь Ярослава Шабаты и жену Петра Уля) вывели из зала. Радикальный социалист Уль, подражая Георгию Димитрову и Фиделю Кастро, вообще отказался признавать суд легитимным и даже не стал с судьей разговаривать. В итоге самый большой срок, пять лет, достался Улю. Гавелу дали четыре с половиной года, Бенде четыре, Динстбиру и Беднаржовой по три. Дана Немцова как мать семерых детей (четверо из них были несовершеннолетними) получила два года условно. Возможно, это объяснялось тем, что ее бывший муж Иржи Немец тоже в этот момент находился под следствием и государство не могло оставить детей без опеки.

В декабре апелляционная инстанция подтвердила приговоры, а в январе Уля, Бенду, Динстбира и Гавела повезли к месту отсидки. Уля от компании отделили, так как ему предстояло сидеть в лагере с более строгим режимом. Оставшуюся троицу отправили в тюрьму Гержманицы в городе Острава.

Гавел был определен на сварочные работы, которые, впрочем, оказались ему не под силу – за семь месяцев он трижды не выполнил норму. Первый раз он получил выговор, второй раз – запрет на просмотр телевизора. Сокамерникам он в шутку сказал, что ничего против этого запрета не имеет: теперь не придется смотреть «тупые русские фильмы». (Между прочим, из тюремных писем следует, что Гавелу очень понравился фильм «Тот самый Мюнхгаузен», а «Табор уходит в небо» за время его отсидки показали даже два раза – его Гавел упоминал потому, что цыганкой была Анна Когоутова). Наконец, после третьего раза тюремная администрация позволила Гавелу переучиться на газорезчика.