Иван Беляев - Вацлав Гавел. Жизнь в истории [litres]

Впрочем, наказывали заключенных не только за невыработку нормы. Десять дней в одиночке Гавел получил за то, что помог написать просьбу об освобождении своему неграмотному сокамернику-цыгану. Пять дней одиночки – за то, что у него нашли календарь, о котором он не сообщил администрации. Первоначально троим хартистам очень помогало, что они сидели вместе, но весной 1981 года их разлучили: тюрьму покинул сначала Динстбир, а потом Бенда. Постепенно Гавелу начали отказывать и физические, и душевные силы. Летом 1981 года его поместили в карцер, обнаружив черновики будущих писем Ольге. Но после карцера его пришлось везти в тюремную больницу в Праге.

После обследования в больнице тюрьмы Панкрац Гавел в Гержманицы уже не вернулся, его отправили в тюрьму Боры в Пльзене, и смена места заключения пошла ему на пользу. Во-первых, в Борах он получил куда более легкую работу в бельевой. Во-вторых, если Гержманицы до приезда Гавела-Динстбира-Бенды политических заключенных и не видывали, то в новом месте их оказалось довольно много. Там Гавел встретился все с тем же Иржи Динстбиром, там в это время сидел бывший (и будущий!) вице-премьер Вацлав Валеш. Было несколько узников-христиан, а среди них – будущий пражский архиепископ и кардинал Доминик Дука. «Наша дружба зародилась там, где характеры или ломаются, или крепнут», – вспоминал об этом сам священник 220 220 Václav Havel: příležitostný portrét. Praha: Knihovna Václava Havla, 2013. С. 223 (далее – Příležitostný portrét). .

Гавел никогда не любил рассказывать о тюрьме, и какие-то детали его тюремной жизни так и останутся не известными. И все-таки мы знаем довольно много – благодаря одному из самых знаменитых произведений Гавела-литератора, которое, правда, далеко не во всем может служить надежным биографическим источником. Речь идет о книге «Письма Ольге».

Как она возникла? По закону Гавел мог переписываться с близкими родственниками. Таковыми считались Ольга, Иван и жена Ивана Квета. Последняя на самом деле служила связной для переписки с Анной Когоутовой, но исследователям об этом ничего толком неизвестно. Сами письма не сохранились. Можно, конечно, предположить, что Гавел Когоутовой писал, но едва ли у него была возможность писать ей много. Объем писем контролировался, свободного времени для писания было мало, а набрасывать черновики в будние дни запрещалось.

Поэтому очень быстро Гавел стал писать по одному письму в неделю. У него был один формальный получатель – жена. Но в действительности у писем было сразу несколько адресатов. Это, конечно, сама Ольга. Это Иван. Это ученые и философы из окружения Ивана.

Первые письма посвящены довольно приземленным вещам. Гавел рассказывает о тюремном быте, дает Ольге житейские советы, составляет список того, что ей нужно сделать, что перевезти из Градечка в Прагу или наоборот. Говоря о покупке новой машины, он советует жене выбрать «Ниву» или «Ладу». Подробно описывает свое самочувствие, которое отнюдь не улучшалось: это и боль, вызванная геморроем, и так называемые «теннисные локти» (воспаление, поражающее локтевой сустав, мышцы и сухожилия). Много места уделено обсуждению посылок, которые Ольга отправляла в тюрьму. Вот письмо от 8 июля 1979 года:

Что еще сказать о своей жизни? Прочитал книгу об этрусках, читаю книгу о Карфагене, немного занимаюсь английским, немного йогой, иногда играю в шахматы (но мой партнер слишком хорош, так что это мне не слишком нравится), борюсь с недостатком света днем и недостатком темноты ночью. Сны по-прежнему цветные, в них появляются самые невероятные герои и сцены из моей молодости, недавно там появилась ты, но это было исключение, потому что те, о ком я больше всего думаю, как правило, в снах не фигурируют. Придумал кое-что для пьесы о Фаусте, в целом мне это нравится, и есть большое желание писать, немножко здесь написал, но слишком мне в этих условиях писать не удается – я как будто связан, еще больше связан, чем на свободе. 221 221 Письма Ольге.С.14.

В сентябре Гавел цитирует знаменитую фразу Сартра «ад – это другие» и пишет, что лучше всего ее можно понять в тюрьме, «где люди на шести квадратных метрах должны жить вместе – несравнимо интимнее, чем живут муж и жена» 222 222 Письма Ольге. С. 26. . И тем не менее у него большие замыслы: время в неволе он планирует посвятить тому, что сам называет sebekonsolidace и seberekonstituci. В ноябре, еще ожидая рассмотрения апелляции, Гавел составил такой план:

1) Сохранить хотя бы столько здоровья, сколько его есть сейчас (с возможным излечением геморроя);

2) Полностью восстановиться психически и ментально;

3) Написать хотя бы две пьесы;

4) Улучшить свой английский;

5) Выучить немецкий хотя бы так, как знаю английский;

6) Как следует проштудировать и обдумать всю Библию. Если бы мне удалось этот план исполнить, это были бы не совсем потерянные годы. 223

Скажем сразу, что бóльшая часть плана или провалилась, или не была доведена до конца. Здоровье заключенного Гавела в тюрьме только ухудшилось (подробнее об этом чуть позже). Драматических сочинений он за решеткой написать не смог. Ни в английском, ни в немецком больших успехов не достиг.

Разумеется, тюрьма серьезно ограничивала интеллектуальные горизонты заключенных. В том же письме Гавел просит передать Ивану, что читает рассказы Джека Лондона и роман Теодора Драйзера «Финансист» – при всем уважении к обоим авторам, это явно не тот круг чтения, к которому Вацлав привык на свободе. Зато чуть позже ему попадется томик Валентина Распутина, и он, что любопытно, отзовется о творчестве русского прозаика очень уважительно. В апреле 1980 года Гавел написал:

Я всегда думал, что тюрьма – это в первую очередь бесконечная скука и однообразие и что там у человека нет вообще никаких забот – кроме главной заботы о том, чтобы все побыстрее прошло. Но теперь я убедился, что это не так. Забот – пусть с точки зрения нормального мира и «маленьких» – здесь у человека постоянно много, причем в здешних условиях эти заботы совсем не маленькие. Человек здесь постоянно пытается что-то успеть, что-то организует, что-то ищет, чего-то избегает, за чем-то наблюдает, чего-то боится, чему-то сопротивляется и т.д. и т.д. Это, среди прочего, еще и постоянный натиск на нервы, тем худший, что во многих важных моментах человек не может вести себя аутентично и может только думать о своем (а излишний самоконтроль, как известно, вреден для здоровья, потому что рождает в сердце ядовитые вещества). 224 224 Письма Ольге. С. 79. .

В 1981 году Гавел пытается составить для жены список своих настроений. Начинает он с перечисления настроений плохих, к которым относит меланхолию, «нервозность, страх и тревожность», «состояние затухания и апатии». Всего их восемь, и некоторые нуждаются в отдельном описании. Например, «воскресное бедствие» – это отдельный вид плохого настроения: человек откладывает свои наиболее важные и интересные дела на выходные, когда у него должно быть больше времени и сил, но сталкивается с тем, что в воскресенье время уходит так же быстро и бестолково, как в будни. Упомянут в списке и тот болезненный гнев, который Гавел описывает в связи с дебошем под дверью ресторана, а худшей формой плохого настроения он называет «впадение в состояние полной неуверенности в себе».