Борис Пудалов - Русские земли Среднего Поволжья (вторая треть XIII — первая треть XIV в.)

«Повести о нашествии Батыя», помещенной в Лаврентьевской летописи под 6745 г. мартовским (март 1237 — февраль 1238 гг.), предшествует обычная запись владимирского великокняжеского свода об украшении епископом Митрофаном Успенской соборной церкви, после чего, без особого заглавия, следует краткое известие о захвате татарами Рязанской земли:

«Того же лѣта. На зиму придоша от всточьныѣ страны на Рязаньскую землю лѣсом безбожнии Татари, и почаша воевати Рязаньскую землю, и плѣноваху и до Проньска. Поплѣнивше Рязань весь и пожгоша и князя ихъ убиша. (…) Потом поидоша на Коломну».

Здесь и далее заметна характерная особенность Лаврентьевской версии повести: каждый этап нашествия, о котором рассказывает летопись, отмечен в тексте особым подзаголовком «тое же зимы». Вторым этапом стала битва у Коломны:

«Тое же зимы. Поиде Всеволодъ сынъ Юрьевъ внук Всеволожь противу Татаром. И сступишася у Коломны. И бысть сѣча велика, и убиша у Всеволода воеводу Еремѣя Глѣбовича и иных мужии много убиша у Всеволода. И прибѣжа Всеволодъ в Володимерь в малѣ дружинѣ, а Татарове идоша к Москвѣ».

Третьим этапом нашествия в изложении Лаврентевской летописи стал захват татарами Москвы:

«Тое же зимы. Взяша Москву Татарове и воеводу убиша Филипа Нянка за правовѣрную хрьстьянскую вѣру, а князя Володимера яша рукама сына Юрьева, а люди избиша от старьца и до сущаго младенца, а град и церкви святыя огневи предаша, и манастыри вси и села пожгоша, и много имѣнья въземше, отидоша».

Примечательно, что автор этих фрагментов, положенных в основу Лаврентьевской версии повести, лучше осведомлен о событиях, чем авторы Ипатьевской и Новгородской версий повести: он точно указывает имена князей и великокняжеских воевод, руководивших владимиро-суздальскими отрядами в этих битвах. Для сравнения: в Ипатьевской под Коломной назван лишь князь Всеволод, в Новгородской — рязанский князь Роман и воевода Еремей (без отчества); о взятии Москвы в Ипатьевской не сообщается вообще, а в Новгородской глухо сказано о неведении москвичей (о битве под Коломной), и далее Москва указана лишь в перечне захваченных татарами городов. Знание деталей выдают в авторе указанных фрагментов Лаврентьевской летописи владимирского книжника, который, скорее всего, опирался на записи, современные декабрьским событиям 1237 г. Даже если имена князей и воевод уточнялись спустя некоторое время после событий, разрыв во времени не мог быть большим, ибо через несколько десятилетий подробности о воеводстве Еремея Глебовича, Филипа Нянка (а ниже — Жирослава Михайловича и Петра Ослядюковича) вряд ли кого-то интересовали и должны были забыться.

Столь же точны сообщения о последующих событиях, явно восходящие к владимирскому великокняжескому своду:

«Тое же зимы. Выѣха Юрьи из Володимеря в малѣ дружинѣ, урядивъ сыны своя в собе мѣсто Всеволода и Мстислава. И ѣха на Волъгу с сыновци своими с Васильком и со Всеволодом и с Володимером, и ста на Сити станом, а ждучи к собѣ брата своего Ярослава с полкы и Святослава с дружиною своею. И нача Юрьи князь великыи совокупляти воѣ противу Татаром. А Жирославу Михаиловичю приказа воеводьство в дружинѣ своеи».

В отличие от Новгородской версии, в Лаврентьевской ничего не говорится о Ярославле как конечном пункте бегства Юрия из Владимира; напротив, передвижение великого князя на северо-запад к Волге логичнее, так как этот район (в том числе речка Сить, находившаяся подо льдом) — удобное место для соединения с полками Новгородской земли. О стратегических планах Юрия Всеволодовича можно лишь догадываться (да и были ли они у не слишком боевого великого князя в той неразберихе?), но совершенно очевидно, что залогом успешных боевых действий Юрий считал объединение военных сил Владимиро-Суздальской Руси и Новгорода. Не исключено поэтому, что в новгородском варианте «Повести о нашествии Батыя» фраза архетипного текста о выходе Юрия из Владимира на соединение с Ярославом исказилось в «бѣжа на Ярославль». Необходимо обратить внимание на еще одну деталь: Юрий ждал на Сити «Ярослава с полкы и Святослава с дружиною своею». Чья дружина имеется ввиду? Едва ли это воины Святослава Всеволодовича, княжившего тогда в Юрьеве: в этом случае в летописи появилось бы выражение «с полком его» (или даже уточнение «с юрьевским полком»). Судя по контексту, не исключено, что летописец называет «своей дружиной» великокняжеское войско — «свое» для Юрия Всеволодовича, которое, однако, в тот момент находилось под началом Святослава. Такое могло быть, если великокняжеская дружина еще до начала нашествия направлялась Юрием на помощь Ярославу, либо к устью Оки — для прикрытия восточных рубежей после разгрома татарами Волжской Булгарии (вспомним, что Святослав имел опыт боевых действий в этом регионе). Но главное, это объясняет фразу Новгородской I летописи об уцелевшем суздальском полке после битвы на Сити («Ростов и Суздаль разидеся розно»). Ведь известно, что Святослав Всеволодович уцелел во время битвы — тем больше оснований полагать, что под его началом находилась великокняжеская дружина, которую новгородские летописцы последовательно именовали суздальской [75]. Отсутствие основных сил великого княжества во Владимире-на-Клязьме в декабре 1237 — феврале 1238 гг. могли жестко обусловить все действия Юрия Всеволодовича, вынужденного оставить свою столицу, и последовавшую затем трагическую развязку.

«Тое же зимы. Придоша Татарове к Володимерю мѣсяца февраля въ 3… Володимерци затворишася в градѣ, Всеволод же и Мстиславъ бяста, а воевода — Петръ Ослядюковичь. Володимерцам не отворящимся, приѣхаша Татари к Золотым воротом, водя с собою Володимера Юрьевича, брата Всеволожа и Мстиславля. И начаша просити Татарове князя великого Юрья, есть ли в градѣ. Володимерци пустиша по стрѣлѣ на Татары, и Татарове тако же пустиша по стрѣлѣ на Золотая ворота. И по сем рекоша Татарове Володимерцем: "Не стрѣляйте!" Они же умолчаша. И приѣхаша близь к воротом, и начаша Татарове молвити: "Знаете ли княжича вашего Володимера?" Бѣ бо унылъ лицем. Всеволодъ же и Мстиславъ стояста на Золотых воротѣх и познаста брата своего Володимера. А Татарове отшедше от Золотых вороть и обьѣхаша весь градъ, и сташа станом пред Золотыми враты, назрѣемѣ множство вои бещислено около всего града. Всеволод же и Мстиславъ сжалистася брата своего дѣля Володимера и рекоста дружинѣ своеи и Петру воеводѣ: "Братья! Луче ны есть умрети перед Золотыми враты за святую Богородицю и за прововѣрную вѣру хрестьянскую!" И не да воли ихъ быти Петръ Ослядюковичь. (…) Татарове станы своѣ урядивъ у города Володимеря, а сами идоша, взяша Суждаль, и святу Богородицю разграбиша, и дворъ княжь огнемь пожгоша, и манастырь святаго Дмитрия пожгоша, а прочии разграбиша…, а сами идоша к Володимерю.