Борис Пудалов - Русские земли Среднего Поволжья (вторая треть XIII — первая треть XIV в.)

Следуя своей версии о стремлении добиться прощения Андрея Ярославича как главной цели поездок 1256–1257 гг., В.Н. Татищев слегка «подправил» и летописное известие под 6765 г., которое в Никоновской летописи читается так: «В лѣто 6765. Идоша въ Орду князь велики Александръ Ярославичь Володимерский, и князь велики Борисъ Василковичь Ростовский, и князь велики Андрѣй Ярославичь Суздалский со многими дары, и чествовавше у Улавчиа, и возвратишяся со многими честьми во своя ихъ отчины» [181]. Как видим, текст Никоновской, распространенный за счет отчеств и указания владений князей, а также риторических вставок («со многими дары», «со многими честьми»), по сути совпадает с соответствующим известием Лаврентьевской летописи. Обращает на себя внимание лишь именование ростовского и суздальского князей «великими», что делает очевидным позднее редактирование текста в Никоновской (для летописца XIII в. подобные титулы немыслимы). То же сообщение у В.Н. Татищева читается с отмеченными нами дополнениями: «6765 (1257). Идоша во Орду князь великий Александр Ярославич володимерский, и князь Борис Василькович ростовский, и князь великий Андрей Ярославич суздальский со многими дары, его же брат Александр по слову ханскому веде со собою. Хан же прият я с любовию и чествоваше у Улавчия. И возвратишася со многими честьми во своя их отчины» [182]. Вставной характер отмеченного фрагмента (да и последующих слов о «ханской любви») очевиден, нет сомнений и в его позднем происхождении: в древнерусских источниках правители Орды не именовались ханами. Сравнение данного известия с летописными сообщениями сводов XIV–XVI вв. убедительно доказывает, что и здесь мы имеем дело не со следом утраченной летописи, а с результатом умозаключений самого В.Н. Татищева.

К сожалению, версия В.Н. Татищева о принадлежности Городца и Новгорода Нижнего суздальскому князю Андрею Ярославичу оказалась весьма «живучей». В конце XIX в. ее воспринял А.В. Экземплярский, а в начале XX в. — А.Е. Пресняков. Но примечательно, что и тот, и другой исследователь не решились сослаться на сообщения В.Н. Татищева как основу своих выводов. Так, А.В. Экземплярский писал: «Когда в 1256 году Андрей возвратился в Суздальскую землю, Александр Невский хотел дать ему Суздаль, но боялся сделать это без воли разгневанного на Андрея хана. Впрочем, в том же году Александр успел примирить хана с братом своим, и тогда же, конечно, Андрей Ярославич вступил в обладание и Суздалем… Он владел этим последним, как и пригородками его, до своей кончины, т. е. до 1264 г.» [183]. Следуя той же версии В.Н. Татищева, А.Е. Пресняков в утвердительной форме писал: «Когда в[еликий] к[нязь] Святослав Всеволодович «сыновци свои посади по городом, яко же бе им отец урядил Ярослав», князь Андрей Ярославич получил в свою долю Городец Волжский и Нижний Новгород; на эти города, как на свою отчину, он возвращается из-за моря в 1256 г., после примирения с братом Александром, и получает в обладание Суздаль» [184]. Между тем ни в известии о «ряде» 1247 г., ни в известии о княжении Андрея Ярославича в Суздале после возвращения из-за моря [185]Городец и Новгород Нижний не упоминаются. Неслучайно А.Е. Пресняков так и не смог подкрепить высказанное им утверждение показаниями древнерусских источников. Ссылаться же на сообщение В.Н. Татищева ученый, известный своей тщательностью проработки источников, видимо, просто постеснялся. Принять недоказанное утверждение, разумеется, нельзя.

По нашему мнению, пожалуй, лишь в 1249–1252 гг. Андрей Ярославич мог владеть Городецко-Нижегородским краем, находясь в этот короткий период на владимирском великом княжении [186]. Но и это обстоятельство не позволяет рассматривать земли, прилегающие к устью Оки, как часть особого Суздальского княжества, что впрочем, признавал и А.Е. Пресняков [187]. Таким образом, нет оснований полагать, что Городец и Нижний Новгород, находившиеся в домонгольский период под прямым управлением великого князя владимирского, изменили свой статус в 1240–1250-е гг. [188]

Следующее летописное упоминание Городца и Новгорода Нижнего также связано с великим князем владимирским и волжским путем «из Татар». Необходимость упоминания этих поволжских городов продиктована важностью события, которое там произошло 14 ноября 1263 г. Лаврентьевская летопись в статье под 6771 г. мартовским сообщает: «Того же лѣта. Преставися великыи князь Олександръ сынъ Ярославль. Скажем же мужство и житье его». Далее следует текст летописного «Жития Александра Невского», обрывающийся на полуслове из-за утраты нескольких листов между Л. 169 и 170 в списке Лаврентия. Из-за этой утраты неясно, как рассказывалось о месте и обстоятельствах смерти князя в официальной владимирской великокняжеской летописи, к которой восходит летопись Лаврентьевская. В Троицкой летописи читалось более пространное известие о преставлении Александра, с точной датой и указанием на место погребения, но и здесь ничего не было сказано о месте и обстоятельствах смерти князя [189].

События осени 1263 г. проясняют летописные памятники новгородского происхождения. Весьма ранний памятник — Синодальный список Новгородской I летописи, датируемый в данной части XIV в., как обычно, сравнительно кратко сообщает в конце годовой статьи под 6770 г.: «Того же лѣта поиде князь Олександръ в Татары, и удержа и Берка, не пустя в Русь, и зимова в Татарѣхъ и разболѣся»; затем следует текст: «В лѣто 6771. Приде князь Олександръ ис Татаръ велми не здравя, в осенинѣ, и приде на Городець, и пострижеся въ 14 мѣсяца ноября, в память святого апостола Филипа, тои же ночи и преставися…» [190]. Совпадение даты смерти князя с датой, указанной в Троицкой и Симеоновской, а также древний оборот «ис Татаръ» свидетельствуют в пользу древности и достоверности сообщения старшего извода Новгородской I летописи [191].

Несколько подробнее сообщает об этих событиях Софийская I летопись, объединив оба известия — о пребывании князя в Орде и о возвращении его на Русь — в статье под 6770 г.: князь Александр Ярославич «зимова в Орде, и тамо разболѣся, и доиде Новагорода Нижняго, и пребывъ ту мало, и прииде на Городець, и въ болший недугъ впаде, и пострижеся в черньци месяца ноября въ 14 день, тое же нощи и преставися…» [192]. Оборот «в Орде» побуждает датировать составление статьи временем не ранее XIV в., но текстуальная связь статьи с аналогичной в Новгородской I не вызывает сомнений. Следовательно, архетип рассматриваемого текста — погодная запись новгородского владычного летописания, которое в XIII в. велось непрерывно. Именно поэтому свидетельство Новгородской I и Софийской I летописей заслуживает доверия, и неслучайно его сохранили московские великокняжеские своды 1472 г., 1479 г. и кон. XV в.