Салих Закиров - Дипломатические отношения Золотой Орды с Египтом (XIII–XIV вв.)

Введение писалось накладным золотом, а основной текст — чернилами, за исключением каждого упоминания аллаха или посланника его, а также и тех слов, которые относятся к тому, от кого письмо исходит, или к адресату, — их также писали золотом. Золотом же писались все слова «высокого значения», как то: «истина», «правосудие» и т. п., а также прозвища, эпитеты и местоимения, заменяющие имя того, от кого письмо пишется или того, кому оно адресовано. Подпись сопровождалась упоминанием всех эпитетов султана. Дальнейшие пожелания добра адресату писались без всяких титулов. Ал-Мухибби добавляет, что «между второй и третьей строками», т. е. на том месте, которое прилегало к месту аламы, писалось «искренне расположенный Мухаммед» (т. е. султан ал-Малик ан-Насир Мухаммед ибн Калаун. — С. 3 .) [405] Там же, ал-Мухибби, текст, стр. 332, перевод, стр. 340–341. .

По словам того же автора, «в 750 с чем-то году» к высочайшему двору египетского султана доставлено было письмо хана Джанибека [406] Там же, текст, стр. 334, перевод, стр. 343; Калкашанди, Субх, т. VII, стр. 204. . Бьоркман, опираясь на ал-Калкашанди, дает точную дату — 756 г. х. (1355/56 г.) [407] Björkman, Beiträge, S. 129. .

Судя по описанию внешнего вида ответа, подобного письму Джанибека, послание хана было написано на листе меньше багдадского на три пальца, сложенных вместе. Ответ султана, по словам ал-Мухибби, начинался с соответствующего введения, написанного золотом. Остальной текст был написан чернилами, за исключением того, о чем уже упоминалось выше. Унван был также выполнен золотом. По части эпитетов Джанибеку писалось: «его величество достославное, высочайшее, султанское, величайшее, ученейшее, правосуднейшее, совершеннейшее, ханское, братское, могущественное, царское, достославное, да умножится величие его» [408] Тизенгаузен, Сборник I, ал-Мухибби, текст, стр. 332, перевод, стр. 343. .

Переписка с менее могущественными лицами, например с чиновниками ханского двора, визирями, беклар-беком (т. е. со старшим эмиром), с улусными эмирами и нойонами, с наместниками Крыма, Азова и т. д., была, само собой разумеется, значительно проще по форме. Причем принималось во внимание, что эмиры в Золотой Орде не имели той власти, как в Иране [409] Калкашанди, Субх, т. VII, стр. 304–305; Quatremere, Histoire des Sultans Mamlouks, vol. II, p. 2, p. 315. .

Ал-Мухибби составил пространное и подробно разработанное руководство по переписке со всеми сановниками и должностными лицами, начиная от наместника хана и кончая лицами низших должностей, в письмах к которым также следовало придерживаться соответствующей формы и установленных этикетом выражений [410] Тизенгаузен, Сборник I, ал-Мухибби, текст, стр. 308, перевод, стр. 348. .

Переписка с начальником улуса производилась на одной трети листа рескриптным каламом. Стиль изложения был весьма многословно-изысканным. Так, например, писалось: Да возвеличит Аллах всевышний победу его степенства благородного, высокого, эмирского, великого ученого, правосудного защитника, помощника, пособника, охранителя границ, оберегателя окраин, устроителя, воздвигателя, покровителя, нойона, опередителя помощи ислама и мусульман, главы эмиров двух миров, поборника воителей и бойцов за веру, вождя войск единобожников, устроителя государства, подпоры веры, пособника народов, удовлетворителя (нужд) государства ханского, поручителя царства восточного, вождя томанов, начальника улуса, пособника царей и султанов, поддержки повелителя правоверных.

В аламе придерживались выражения «брат его» и пожелания состояли из четырех оборотов. Адресовалось письмо: «шейху такому-то улусбеку» [411] Калкашанди, Субх, т. VII, стр. 304–305; об аламе ( аlama ) — см. Björkman, Beiträge, S. 11, 24, 35, 44, 95, 131, 135, 165, 176; в Египте алама писалась почерком «ат-тумар-ал-камил», Калкашанди, Субх, т. ІІІ, стр. 51 и сл. .

6.VIII.1351 г. Кутлубуге инаку, одному из четырех правителей в землях Узбековых, как называет его ал-Мухибби, было написано письмо на одной трети листа тем же рескриптным каламом. К нему обращались с такой же церемонностью: «Да увеличит Аллах всевышний благодать его высокостепенства эмирского, великого, ученого, правосудного, укрепителя, пособника, поручителя, устроителя, зиждителя, покровителя нойона, ас-сайфи, величия ислама и мусульман, главы эмиров двух миров, поборника воителей и бойцов за веру, вождя ратей, предводителя войск, убежища религии, сокровища государств, пособника царей и султанов, меча повелителя правоверных». Алама была такая же: «брат его»;, адресуя письмо, прямо писали: «Кутлубуге инаку, наместнику хана Джанибека» [412] Тизенгаузен, Сборник I, ал-Мухибби, текст, стр. 338, перевод, стр. 348. .

Изысканность такого стиля и церемонность в обращении, несомненно, была вызвана уважением не к наместнику, а к самому хану.

Визирю писалось тем же каламом и на листе такого же формата: «Да увековечит Аллах всевышний благодать его высокостепенства эмирского, великого, сокровищного, единственного, совершеннейшего, полновластного, покровительствующего, визирского, ал-хусами славы ислама и мусульман, величия эмиров и визирей в двух мирах, красы полновластных, единственного из близких друзей, сокровище государства, советника царей и султанов» [413] Там же, ал-Мухибби, текст, стр. 338–339, перевод, стр. 348–349. . Бели стиль этих выражений мало отличался от приведенных выше, то в аламе послания к визирю уже не говорилось «брат», а «родитель его», т. е. подчеркивался более низкий сан его по отношению к султану.

«По-русски нельзя в точности передать все эти канцелярские тонкости, — пишет Тизенгаузен по поводу некоторых подробных указаний ал-Мухибби, — потому что имена прилагательные относительные образуются у нас только из имен существительных, на арабском же языке и из прилагательных качественных» [414] Там же, стр. 349, прим. I. .

Что касается языка, на котором велась переписка ханов Золотой Орды, то Шпулер указывает: «Грамоты, исходящие из Египта, были на арабском языке и во многих случаях на монгольском. С Россией Орда общалась на монгольском, турецком, а также на русском (по крайней мере с сопроводительным переводом)» [415] Spuler, Die Goldene Horde, S. 348. .

Внешняя форма переписки и соблюдаемый в ней этикет могли служить бесспорным доказательством даже для историка в определении сановитости и могущества адресата. Здесь уместно вспомнить то обстоятельство, что наместнику Крыма Мамаю, «одному из правителей в землях Узбековых», как говорит о нем ал-Мухибби [416] Тизенгаузен, Сборник I, ал-Мухибби, текст, стр. 339–340, перевод, стр. 350. , при хане Мухаммаде также писалось только на одной трети листа, между тем как по некоторым русским источникам Мамая не по сану величают ханом. Ал-Мухибби сообщает по этому поводу, будто этот Мамай при хане Мухаммаде играл такую же роль, что и эмир Иелбога ал-Умари, т. е. приближенный султанского двора в Египте. Комментируя это место, ал-Калкашанди прибавляет от себя, что «это подлежит спору, потому что, если бы он находился на такой же ступени, как Иелбога в земле Египетской, то это значило бы, что он [Мамай] был старшим эмиром его [хана], а если это так, то как же ему писали с меньшим почетом, чем улусным эмирам?» [417] Там же, ал-Калкашанди, стр. 412, прим. 2.