Александр Майоров - Русь, Византия и Западная Европа: Из истории внешнеполитических и культурных связей XII—XIII вв.

Принятие Ираклием I в 629 г. титула василевс подчеркивало преемственность с традициями эллинистических монархий и отказ от наследия Римской империи, где императоры воспринимались в качестве «магистратов» — высших должностных лиц на службе общества. [2371] Chrysos K. The Title ΒΑΣΙΛΕΥΣ in early byzantine international Relations // Dumbarton Oaks Papers. Vol. 32. Washington, 1978. P. 31 sqq.; Shahid I. On the Titulature of the Emperor Heraclius // Byzantion: revue internationale des études byzantines. T. 51. Bruxelles, 1981. P. 288–296. Это отличие еще более усиливалось с принятием императором Ираклеоном (Ираклием II) в 641 г. титула самодержец ( автократор ), указывавшего на исключительную и решающую роль василевса в управлении империей. [2372] Ostrogorski G . Geschichte des byzantinischen Staates. München, 1963. S. 94.

Использование определения «самодержец» (встречающееся на Руси и в Болгарии с XI в.) само по себе могло указывать лишь на единоличного правителя независимой страны, не будучи непременно связано с его царским достоинством. [2373] Медведев И.П. Империя и суверенитет в средние века (На примере истории Византии и некоторых сопредельных государств) // Проблемы истории международных отношений. Л., 1972. С. 422. Однако присвоение таким правителем обоих составляющих титула византийского императора — царь и самодержец , — очевидно, должно было свидетельствовать о претензии на значительно большую (если не всю) полноту власти, принадлежавшей василевсу, которой в реальности не обладали даже самые могущественные русские князья. [2374] См.: Литаврин Г.Г. Идея верховной государственной власти в Древней Руси домонгольского периода // Литаврин Г.Г. Византия и славяне: Сб. ст. СПб., 1999.

Не вызывает сомнения настойчивое стремление Романа Мстиславича добиться расширения своих властных полномочий как в управляемых им галицко-волынских землях, так и за их пределами. Подобно византийским императорам, Роман стремился властвовать над жизнью своих подданных и применял смертную казнь в отношении тех из них, кого он считал своими противниками. Достаточно вспомнить расправы князя с оппозиционными галицкими боярами, казни которых, невиданные по своей жестокости, повергали в трепет современников Романа. По словам польского хрониста конца XII — начала XIII вв. Винцентия Кадлубека, Роман

хватает галицких сатрапов и знатнейших бояр ( satrapes et eubagionum florentissimos ) и казнит: кого в землю живыми закапывает, кого на части разрывает, с других кожу сдирает, многих делает мишенями для стрел, некоторым сначала внутренности вырывает, потом убивает. Испытывает на своих всякого рода казни — став более жестоким врагом для своих граждан, нежели для врагов. [2375] Щавелева Н.И . Польские латиноязычные средневековые источники: Тексты, перевод, комментарий. М., 1990. С. 112, 139–140, примеч. 10.

Далеко не каждый византийский император проявлял себя подобным тираном. Но все же случаи жестоких массовых казней, совершаемых по приказу василевса, в империи были обычным и распространенным явлением. Экзекутивные функции император осуществлял в полном соответствии со своими властными полномочиями. По его приказу совершалась не только смертная казнь, но и причинялись различные физические увечья, принимавшие форму жестоких истязаний: отсекание носа, ушей, языка, выжигание волос и бровей, усекновение конечностей и т. п. [2376] Подробное описание случаев применения смертной казни и нанесения телесных увечий в соответствии с тяжестью преступления содержатся в статьях Семнадцатого титула Эклоги — краткого свода византийского законодательства, составленного на основе Кодекса Юстиниана и последующих правовых актов, с целью сделать их более доступным для населения империи (Ecloga. Das Gesetzbuch Leons III. und Konstantinos V. / Hrsg. von L. Burgmann. Frankfurt-am-Mein, 1983. S. 226–242. Русский перевод см.: Эклога. Византийский законодательный свод VIII века / Вступ. статья, пер. и коммент. Е.Э. Липшиц. М., 1965).

Нередко расправы императоров над своими подданными отличались массовостью, несоразмерностью с тяжестью вины и даже носили характер злоупотребления. Известно, например, о приступах безудержного гнева, которым был подвержен император Михаил III (842–867), во время которых он

принимался за убийства, чудовищные пытки и казни безвинных людей и, рассказывают, приказывал слугам своим: того-то схватите и отдайте палачу, тому-то вырвите глаза, а тому-то отрубите руки и ноги. [2377] Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей / Изд. подг. Я.Н. Любарский. СПб., 2009. С. 162.

Перед Романом Мстиславичем был и еще один вполне подходящий пример — недавний император Андроник I (1183–1185), приходившийся к тому же родственником галицким князьям прежней династии. Массовые расправы, чинимые Романом над галицкими боярами, полностью соответствуют методам искоренения крамолы и подавления мятежей, к которым прибегал император Андроник. Не желавшие покоряться Роману галичане повторили судьбу жителей Никеи, Прусы и Лопадия, отказывавшихся признавать власть Андроника. [2378] Никита Хониат . История, начинающаяся с царствования Иоанна Комнина Т. 1 / Пер. под ред. проф. В.И. Долоцкого. СПб., 1860. С. 364 и сл. Так, по словам Никиты Хониата, сломив сопротивление Прусы, император явил «свой дикий гнев в различных и разнообразных казнях». Жестоко казнив предводителей восставших, он также

многих других, числом сорок человек, повесил на ветвях дерев, растущих около Прузы. Но гораздо большее число подверг другим казням; одним отрубил руки, другим отрезал пальцы, как виноградные побеги, а у иных отнял ноги. [2379] Там же. С. 367.

Приемам василевса стали подражать другие представители рода Комнинов. Некий Исаак, дальний родственник императора Мануила I, силой захвативший власть над Кипром, своим «жестокосердием и свирепостью нрава», по словам Хониата, «столько превзошел Андроника, сколько этот последний превзошел всех когда-либо прославившихся жестокостью ко врагам»:

он непрестанно совершал над жителями Кипра тысячи различных злодеяний. Каждый час он осквернял себя убийством людей невинных, терзал человеческие тела, изобретая, как какое-нибудь орудие злосчастной судьбы, казни и мучения, которые доводили до смерти. [2380] Там же. С. 370–371.

Давно установлено, что в вопросе применения смертной казни византийское право обнаруживает наиболее существенные отличия по сравнению с правовыми нормами, действовавшими у славянских народов. Именно в этом вопросе славянское обычное право многие столетия успешно сопротивлялось византийскому законодательству. [2381] Оболенский Д . Византийское содружество наций. Шесть византийских портретов. М., 1998. С. 335–336.