Пётр Пискарёв - Милый старый Петербург. Воспоминания о быте старого Петербурга в начале XX века

Деньги с пассажиров собирает кондуктор; пассажирам он выдает билетики, которые пассажиры должны предъявлять контролерам, проверяющим кондукторов во время движения конки» ( Светлов. С. 35).

В 1890-х гг. в городе было три общества конно-железных дорог: Товарищество конно-железных дорог в С.-Петербурге; Общество конно-железных дорог; Общество Невской пригородной конно-железной дороги (Адресная книга города С.-Петербурга на 1892 г. СПб., 1892. Стб. 489–491).

К концу XIX в. все линии конки оказались во владении города. «Первое общество конно-железных дорог находилось сначала в ведении французского товарищества в течение сорока лет, по прошествии означенного срока, согласно контракту, перешло в пользу города. Дороги означенного общества С.-Петербургская Городская Дума приняла в свое ведение в 1897 году. В первом обществе, т. е. в городском, как оно теперь именуется, имеются только три линии: 1) По Невскому проспекту от Николаевского вокзала до Адмиралтейского проспекта. 2) По Садовой улице от Гостиного двора до церкви Покрова. 3) От угла Невского и Адмиралтейского проспекта до шестой линии Васильевского острова, проходя мимо собора Св. Исаакия, по Конногвардейскому бульвару и Николаевскому мосту <���…>. Плата на городских конках взимается за проезд внутри вагона 5 коп., а на империале вагона — 3 коп. <���…> Действие второго общества конно-железных дорог — Акционерного общества конно-железных дорог в С.-Петербурге открыто в 1875 году <���…>. Плата за проезд по четыре и шесть копеек с человека за каждую линию <���…>. Действие Акционерного Общества Невской пригородной конно-железной дороги в С.-Петербурге открыто в 1879 г.». Дорога шла «от Николаевского вокзала по Шлиссельбургскому тракту, т. е. по левому берегу Невы, до села Мурзинки <���…>. Означенные линии и расстояние разделялись на четыре станции. Плата с пассажиров взимается за каждую дистанцию в вагоне по 5 коп., а на империале — по 3 коп. с каждого пассажира» ( Смирнов Ф. Злободневник кондуктора Хведулаева: Критико-биографический очерк конно-железных дорог в С.-Петербурге / С рисунками. СПб., 1901. С. 190, 191, 195, 198, 203).

Империал — второй этаж с сиденьями для пассажиров. «Вагоны бывают или большие (с империалом) или маленькие (без империала). Первые запрягаются двумя лошадьми, вторые — одною» ( Светлов. С. 36).

О Шустове см. примеч. [322]к разделу «Быт Старого Петербурга по газетным объявлениям».

До 1903 г. женщинам был запрещен проезд на империале.

Добужинский приводит свои впечатления от поездки на конке в 1880-х гг.:

«Иногда мы делали с няней наше „путешествие“ в город на конке или по Захарьевской улице до Невского, или по Литейному проспекту. По Захарьевской и дальше по Знаменской мы ездили в маленькой однолошадной конке, которая тащилась очень медленно, и на разъездах ждали встречного вагона мучительно долго. В этом вагоне четыре самых передних места и стул между ними стоили по четыре копейки, другие сиденья — по шесть, и все норовили сесть впереди. Я терпеть не мог сидеть на стуле на виду у всех. На Литейном конка была в две лошади с „империалом“ и вагоны были синего цвета, зимой верхние пассажиры империала от холода неустанно барабанили ногами по потолку. Запомнилось, что внутри вагона между окнами были узенькие черные зеркала, а под потолком стали появляться объявления („Саатчи и Мангуби“ — папиросы и табак с изображением усатого турка — и „Лаферм“). И кучер, и кондуктор, один на передней площадке, другой на задней, постоянно отчаянно звонили, дергая в подвешенный на пружине колокольчик. Первый трезвонил зевакам, задний давал сигнал кучеру, чтобы остановиться или двигаться дальше. На обратном пути к нам на Выборгскую, чтобы одолеть подъем на Литейный мост, прицепляли около Окружного суда еще одну лошадь со всадником — мальчишкой-форейтором — и затем с гиком и звоном мчались в карьер. На мосту мальчишка отделялся и, звеня сбруей, ехал трусцой назад <���…>. Посреди Невского бежала конка — был один путь и разъезды. Тут вагон был красного цвета и наряднее, чем на других улицах и двигался шибче» ( Добужинский. С. 8, 11).

Ср. описание конки в воспоминаниях М. А. Григорьева, Д. А. Засосова и В. И. Пызина:

«Общедоступным способом транспорта была конная железная дорога, „конка“, как ее называли. Линий конки было довольно много, и они соединяли разные части города. Вагончики были небольшие, с продольными скамьями лакированного дерева вдоль окон. Для стоящих сверху свисали кожаные поручни. Освещался вагон свечами. На площадках были крутые железные винтовые лестницы с поручнями, которые вели на крышу. Крыша тоже была обнесена поручнем. На ней был настлан деревянный сквозной пол из реек, а по оси вагона стояла двухсторонняя деревянная скамья со спинкой. Входили и выходили с одной площадки, другую занимал кучер.

Кондукторы и кучера носили форму: зимой — темно-синие полушинели с черными овчинными воротниками и овчинные шапки, летом — суконные казакины (полукафтаны. — А. К. ) и шаровары. Пуговицы были латунные, гладкие.

Проезд внутри вагона стоил 6 копеек, наверху — на империале, как это тогда называлось, — 4 копейки. Плату брали по участкам: например, от Крестовского острова до Главного Штаба был один участок, от Большого до Садовой — второй, от Штаба до Николаевского вокзала — третий. На каждом участке были билеты своего цвета. Можно было брать билеты полуторные и двойные, а также пересадочные, с правом перехода на любую из пересекающихся линий. Билеты были в катушках, помещавшихся в медных коробках. На груди у кондуктора был укреплен целый десяток таких коробок. Освещение было плохим, и рядом с коробками неизменно болтался небольшой фонарь со свечкой. Плату никогда не передавали, кондуктор сам обходил пассажиров. Он же объявлял названия остановок, а когда участок кончался, кричал несколько раз: „Главный Штаб, зеленым билетам станция!“ Часто появлялись контролеры, но их работа, при вышеописанной системе оплаты, была непростым делом.

Кучер правил лошадьми, стоя на передней площадке, щелкал кнутом и при спуске вертел колесо ручного тормоза. Около него висел звонок, которым подавались сигналы прохожим. В вагон запрягались две лошади, в хомутах с постромками, к которым был прикреплен валик (вага), крюком прикреплявшийся к раме вагона. Когда конке надо было двигаться в обратном направлении, лошадей перепрягали к другому концу. Лошади были ужасные: клячи самого последнего разбора, нередко околевавшие в дороге. Их худоба служила постоянной мишенью для газетных карикатуристов.

Перед каждым мостом конка останавливалась, и к ней припрягали третью лошадь, с так называемым форейтором. Перевалив через мост, форейтор отпрягал своего коня и ждал встречного вагона, с которым ехал в обратную сторону. Многие пути были одноколейные, с разъездами. Доехав до разъезда, конка ожидала встречный вагон, пропускала его, а потом уже двигалась дальше. Двигалась она медленно: хороший ходок отставал от нее немного.