Джеймс Рестон - Священное воинство

«Мой государь, враг не дает нам вздохнуть! — закричал он. — Мы рискуем навлечь на себя вечный позор, как будто мы не смеем начать бой. Мы теряем наших коней. Для чего нам сносить это бесчестье?»

«Терпение, мой добрый магистр, — отвечал Ричард. — Именно вы должны сопротивляться их натиску. Никто не может быть везде одновременно».

Он объяснил, что главная задача для крестоносцев — благополучно дойти до Арсуфа, а это возможно сделать только при строгой дисциплине. Атаковать же они могут только сразу по всей линии, по общему плану.

Де Наплуз не успокоился, поскольку его бездействие противоречило его обетам монаха-воина и чувству долга перед своей страной (он родился в Иерусалимском королевстве).

«Почему же мы не атакуем их в полную силу? — продолжал кричать он, обращаясь к королю. — Нас же навеки ославят как трусов за отказ сражаться с неверными. Мы покроем себя вечным позором, если еще промедлим!»

На это Ричарду нечего было ответить: про себя он был с этим согласен.

Ситуация выходила из-под контроля. Не дожидаясь условленного сигнала, рыцари, потеряв терпение, стали готовиться к контратаке. С высоты своего командного пункта Саладин заметил, что во вражеском войске начинается взрывная реакция. Как писал один из арабских летописцев, «враги поняли, что только высшее напряжение сил может их спасти, и ринулись в бой». В действительности контратаку, не дожидаясь разрешения короля, начали двое: магистр госпитальеров и один фламандский рыцарь из окружения Ричарда. Остальные госпитальеры бросились в бой вслед за своим командующим. Генриху Шампанскому и Жаку д'Авеснэ оставалось только последовать их примеру. В атаку, начатую арьергардом, вскоре оказались вовлеченными центральные части крестоносцев, а затем и авангард тамплиеров. Неожиданно началось общее контрнаступление кавалерии — так, будто оно было запланировано, хотя король не отдавал заготовленного приказа.

Для противника это было тяжелым и неожиданным ударом. В рядах мусульман началось общее замешательство, за которым последовало беспорядочное отступление. Те из атакующих, которые вплотную приблизились к войску противника и даже спешились, были тут же смяты, а те, кто следовал за ними, обратились в бегство. «Я находился в центре войска, — писал впоследствии один из мусульман, — и когда все побежали, то я решил, что смогу найти убежище на ближайшем ко мне левом фланге, однако и там уже началась паника. Я перебежал на правый фланг, но там положение оказалось еще хуже». Наконец он добрался до места, где должна была находиться личная гвардия Саладина, но там стояли лишь семнадцать человек, продолжавших бить в барабаны, хотя на них никто не обращал внимания. Как писал об этом отступлении один из европейских хронистов, цитируя «Энеиду» Вергилия, «страх даровал им крылья».

Там, где госпитальеры пошли в атаку, по словам очевидцев, земля была усеяна мертвыми телами тысяч мусульман и множеством трупов коней и верблюдов. Рыцари Христа мстили за недавнее унижение. Позднее Ричард хвастался, что всего лишь третья часть его войска одержала победу над превосходящими силами султана. Сам король, увидев, что контратака началась сама по себе, ринулся на своем мощном скакуне к месту боя, возглавил наступающих госпитальеров и лично принял участие в резне мусульман. По словам его придворного историка, «никто из арабов не мог уйти живым от нашего славного короля. Он своим мечом расчищал себе путь в гуще врагов, подобно жнецу на поле».

В некотором отдалении стоял сам Саладин, беспомощно взиравший на поток беглецов, устремившихся к холмам. Сначала он пытался усовестить кого-то из беглецов, образумить их или запугать страшными карами, но вскоре оставил это бесполезное занятие. Барабаны продолжали бить, тщетно призывая воинов восстановить порядок и перегруппироваться, но их треск лишь усиливал беспорядочный гул, царивший на поле сражения.

На опушке Арсуфского леса Ричард остановил наступление крестоносцев. Слишком часто они дорогой ценой платили за преследование противника на далекие расстояния. Как только это произошло, остановилась и часть мусульманского войска. Таки-аль-Дин, племянник Саладина и бывший наместник Египта, сумел собрать около семисот воинов под свое знамя, на котором имелась занятная эмблема — парадные штаны, которые носила высшая аюбидская знать. Он сумел организовать действенную контратаку, так что Ричарду пришлось атаковать еще и еще раз, чтобы заставить последних храбрецов прекратить сопротивление.

Ближайшую ночь крестоносцы провели в разрушенной крепости Арсуф. Победа их была впечатляющей: мусульмане потеряли до семи тысяч человек, а их противник — примерно в десять раз меньше. Но среди погибших крестоносцев был один, о котором они особенно горевали. Во время контратаки Таки-аль-Дина погиб знаменитый Жак д’Авеснэ, которому воздавали должное не только сами крестоносцы, но и их враги.

Именно он в свое время принял командование осадой Акры у короля Ги и выполнял эту миссию до прибытия своего сюзерена Генриха Шампанского. Жак д’Авеснэ считался образцом рыцарской доблести, его высоко ценили соратники и уважали арабы. Среди европейцев он пользовался такой же славой, как аль-Тавиль среди мусульман.

На следующее утро отряд из храмовников, госпитальеров и туркополов отправился на поле ужасной битвы, чтобы отыскать тело героя. Даже учитывая огромное число погибших, разыскать его было не так трудно: у этого рыцаря был заметный щите шестью золотыми и алыми косыми полосами. Они нашли его покалеченное (с отрубленной рукой и ногой) тело в окружении пятнадцати убитых врагов. Согласно легенде, д'Авеснэ продолжал драться уже без руки и ноги, и его последними словами были: «Ричард, отомсти за меня». Тело героя обмыли и принесли в ставку Ричарда, а затем его перенесли в храм Владычицы Небесной, чье Рождество католики отмечали в тот день.

Как писал об д’Авеснэ один католический историк, «в совете он был Гектором, в бою — Ахиллом, а чувством чести превосходил Регула».

Какое-то время Саладин был безучастен ко всему окружающему, почти не ел и не отвечал на вопросы ближайших помощников. «Один Аллах ведает, какая боль терзала его душу после этой битвы», — записал секретарь султана, тщетно пытавшийся вывести своего государя из состояния апатии. Второй раз английский король нанес ему поражение. Мусульманские воины пали духом, и Саладину с трудом удалось привести свое войско в относительный порядок.

Его эмиры уже проявляли открытое неповиновение. Как и после падения Акры, они даже ставили под сомнение способность султана командовать войсками. Тогда некоторые воины отказывались выполнять приказы атаковать вражеское войско по пути в Хайфу. Как же люди поведут себя теперь, после второй неудачи? Кое-кто сомневался, удастся ли Саладину убедить своих союзников прислать подкрепления на смену тем, кто пал в этой битве. Ясно было, что захватчиков нельзя победить в позиционной войне, как было под Акрой, или на марше, когда они сохраняют правильный строй и могут нанести мощный контрудар. Для Саладина было очевидно, что следует вернуться к проверенной тактике — истощать силы врага в многочисленных стычках и небольших боях, совершая налеты на его армию, извлекать пользу из страшного зноя пустыни и обширных пространств арабских земель и полагаться на время как на своего союзника.