Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

было побито до остатка (1498), и открыло Туркам, Татарам и переменчивым Волохам

дорогу в ИИодолию, откуда пожары и полон разлились до самого Львова. Только

чрезвычайно морозная зима того года, истребившая десятки тысяч наездников, спасла

Польшу от азиатского завоевания.

При таких обстоятельствах подвигаться с хозяйственными займищами к востоку

было делом не одного экономического разсчета, но и рыцарского геройства. В конце

ХУ и начале XVI столетия Татар видали не только на правой, но и на левой стороне

Вислы, у Сендомира и Опатова. Небезопасен был от них даже Пацанов, и в самом

Кракове не раз бывал переполох от их близости; а в 1578 году Орда окружила было

свадебную компанию князя Василия, праздновавшего брак старшей дочери своей с

Радивилом Перуном.

В эти времена борьбы с азиятцами за безопасность панского плуга, экономический

быт польско-русской^ республики, называемой Речью Посполитою Польскою,

представлял замечательное противо-

.

39

речие между юридическим гнетом чернорабочего, пахарского класса крестьян и

фактическим согласием его с органами законодательной власти, землевладельцами. Мы

читаем в сеймовых постановлениях драконовские законы о панских подданных, а под

теми же годами находим постановления об учреждении новых поветов и новых

воеводств в украинной Польше, „по причине сгущения рыцарской людности* на всем

пространстве от Карпат до Нарева' и от Днестра до Случи. Рыцарская людность, то-

есть шляхетчина, на пограничье, выставленное против азиатских добычников, шла не

одна: ее сопровождали те самые кмети, крестьяне, или подданные, против которых на

шляхетских съездах придумывались все более и более стеснительные меры.

Это движение происходило в силу давления можновладцев на мелкопоместную

шляхту, которая, вместе с своими подданными, приходила в упадок по мере того, как

землевладельцы крупные, путем получаемых от короля привилегий, захвата и подкупа,

увеличивали имущества свои. Обеднелые, или тесвимые шляхтичи, вместо того, чтобы

делаться слугами и вассалами собратий своих, хотели в новых займищах, в дешевых

приобретениях и на заслуженных у короля, или у магната, нустопорожных местах,

доказать справедливость гордой пословицы: „Шляхтич в огороде равен воеводе*.

Составляя аванпосты польско-русской колонизации пустынь от Вислы к Днепру, они

вели с собой крестьян, лишенных всякой свободы и даже собственности по букве

панского законодательства, но вели не насильственно. Эти крестьяне были частию

беглецы из соседних имений, рассчитывавшие на пустынность пограничного края,

недоступную для сыщиков, но частию и такие подданные, которые смотрели на побеги

сельской молодежи и сельских негодяев глазами своего пана. В обоих случаях

сближение их с землевладельцем было не только естественное, но и необходимое.

Праздность в новозанятых пустынях показывалась голодом, а недостаток повиновения

набегами Крымцев, Ногайцев и самих Волохов, которые с подчинением азиатскому

господству сделались для Полякоруссов такими же хищниками, как и Татары.

Пограничный землевладелец был глава хозяйственной ассоциации и вместе с темъ—

предводитель боевой дружины. По существу факта, он был не столько дедич

новозаселенного займища, сколько его завоеватель. '

Посредством выселения шляхты в украинные земли, к старому, или сравнительно

старому, краю приростал новый, основанный на

40

.

том же начале шляхетской вольности, но без её произвольных и вынужденных

обстоятельствами злоупотреблений,—край, обещавший быть настолько лучше старого,

насколько колонии всегда бывают лучше метрополий своих. Но Турки, стремясь занять

славянскую почву Европы, в авангарде своего движения к западу посылали

беспощадных опустошителей, Татар, которые, зарабатывая свой насущный хлеб

грабежом и ясыром, выжигали опустелые села и покинутую разбежавшимися пахарями

жатву из любви в дикому простору. Все, чти) могли предпринять против азиатских

набегов мелкие владельцы в своих колониях, оказывалось недостаточным.

Свободолюбивые шляхтичи, бредившие равенством с магнатами, сами были готовы

молить вельможных притеснителей о принятии их под свой могущественный щит. Но

шляхетские дуки, в свою очередь, страдали от можновладства, которым подавляли

низшую шляхту. Изнурясь в борьбе с людьми более сильными, или же искусными в

придворных происках, они искали поприща для своих талантов на окраинах польско-

русской республики, в стране, которую молва сравнивала с Индиею и Новым Светом.

Они выпрашивали себе у короля пожалование так называемых пустынь, под условием

защиты их от аэиятцев, а не то—покупали эти пустыни у владельцев бездейственных,

или же захватывали по праву сильного; высылали в опасные места осадчих с

компаниею вооруженных людей и с огненным боем; иногда являлись лично в виде

королевского старосты пограничного городка, например Канева или Черкас, в виде

воеводы такого разоренного города, каким был Киев после 1482 года; и этим способом

среди вольной, равноправной шляхты, с её свободными подданными, возникало то же

самое можновладство, которое томило шляхту в её стародавних, исконных осадах.

Так как в человеческих делах низшего порядка полезное постоянно преобладает над

истинным, а умственное над нравственным, то энергию заселения малорусских

пустынь мы должны приписать в меньшей пропорции таким щедрым и милосердым

людям, каким был отец князя Василия, а в большей таким, каковы должны были быть

потомки домашнего наездника, известного в Польше XIV столетия под характерным

прозвищем Кровавого Дьявола ив Венеции. И вообще, едва ли мы ошибемся, если

поразительные успехи экономического развития Полыни в ХѴ-м и XVI веках будем

объяснять себе не столько умственным превосход-

.

41

ством культиваторов, сколько их жадностью к захвату чужого имущества,

дерзостью силы и талантливостью в делах домашнего разбоя.

Мы знаем например, что современный гетману Острожскому, князю Константину I,

киевский воевода, Юрий Монтовтович, поступал с Печерским монастырем не лучше

татарского баскака. Мы знаем, что и ставленник тогдашних придворных панов,

архимандрит печерский, Вассиан, был не лучше обыкновенного Жида арендатора, а

добродетельный по своему веку князь Константин I Острожский, при своем

всемогущем значении у короля, терпел Монтовтовича на его важном посту и

покровительствовал Вассиану, не взирая на вторжение в монастырь одного и церковное