Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

перед царскими гонцами в зловредном замысле произвести в Московском Государстве

смуту, не верила ему Москва ни в одном слове. Маски с него не срывали, но видели,

под ней готовность на всевозможные предательства, и держали коварного Хмеля в

почтительном отдалении.

Судя по политике* Козацкого Батька, о которой пам говорит не столько его

биография, сколько история козачества, Москва, в его уме, была последним, запасным

поприщем козацкого грабежа, пли последним козацким прибежищем, смотря по тому,

как укажут непредвидимые обстоятельства. В Москве, с своей стороны, были уверены,

что куда бы ни бросались козаки по замыслам вихреватого гетмана,—неизбежно

придут они к старому своему убеж-

J

.

123

дению, что кроме царского величества, деться пм негде. Москва ждала и в

выжидании событий заключалась её наибольшая мудрость.

В то время, когда царские пограничные воеводы были заняты своим, как они

выражались, „бодроопаепымъ®, истинно московским радением по случаю

козакотатарсвого движения, центром которого была Полтава, а Поляки надеялись

внутреннюю войну переменить на заграничную,—Хмельницкий разослал универсалы,

чтобы не только реестровые, но и охочие козаки поголовно готовились к войне, а к

какой, никому не было известно. Саособ войны у него был татарский, а Татары, по

замечанию Варшавского Анонима, не любили двух вещей: проволочки времени и

обнаружения тайны. „Советы" (пишет он) „соединены у них с самим делом, так что

они скорее ударят, нежели замахнутся". По его рассказу, Хмельницкий приготовлением

к набегу на Москву маскировал только задуманный набег на другую христианскую

землю—на Волощину (czynil apparentia). Он торопился так в этом случае, как будто

хотел вылететь (iz zlal sie wylcciec),—и обманул своих союзников.

Таковы были слухи, доходившие до мемуариста. Но мы оснуємся на письме Ислам-

Гирея к Яну Казимиру. По его словам, козацкий гетман уже садился на коня, как

пришла к султан-галге весть о готовности польского войска наступить ыа Козаков. Это

заставило его остановиться с походом на Москву. „Тогда татарское войско" (писал хан),

„имея в обычае не возвращаться домой без добычи, особенно беи и мурзы, да почти и

все лучшее войско, упали галге султану в ноги, чтобы не возвращал их домой с

пустыми руками (ргбипо) и, припомнив ему великия кривды со стороны Волохов,

просили горячо вести их в Волощину, как эго и сделиаио".

В королевской же инструкции на сеймики совместный поход Козаков и Татар

против Москвы был объявлен измышленным для того, чтобы тем удобнее броситься

вместе за Днестр и сокрушить волошского государя, тайного союзника Польши.

Дружба Козаков с Татарами ‘представлена в инструкции такою, что стоит одному

кивнуть головою, другой уже знал, что ему делать (nic lylko consilia swojc in magna

confidentia et majori secreto z soba. odprawuj4, ale i ad ' nutum lenii owcgo (en tego, owycli

exeduntur).

Трудно сказать наверное: оба ли хана, козацвий и татарский, морочили вместе

короля, или козак дурачил, в этом случае, и Ляха и Татарина; только поход в

Московщину переменился на поход в Волощину.

124

.

Так называемая козаками и панами Волощина (Woioszczyzna) по-нынешнему

Молдавия в первой половине ХѴД века была государством славянским, по языку и

обычаю —можно сказать малорусским. „Вера у них различная" (говорит Варшавский

Аноним), „как и самый край населен различными людьми", (и в качестве латинца, на

первом месте ставит папистов): „есть католики. Водошский бискуп назначается

польским королем — то пз фрапцисканов, то из домпниканов. Русь держит веру

схизматическую, и подчиняется константинопольскому патриарху".

Но она-то, эта Русь, и была основою волошекой национальности, не только по

религии, по языку, но и по самой письменности, господствовавшей в Водощине. Мы

так точно омалороссиянили Волощину, как, в свое время, Литовщину, и так точно, по

нашим следам, вошла сюда Польша, переделывая наше православие в католичество, а

нашу национальность—в полыцизну.

Высшее сословие в сбродном населении Волощини составляли бояре, большею

частью выходцы из Червоной Руси и вообще из Малороссии, потом — из Польши,

Болгарии и русской Угорщипы. Ниже бояр стояли матли, а за ними следовали земяпь и

все прочее волошское поепольство. Могучий и потому главный элемент в волошском

населении составляли потомки римских Даков, от которых ведут свое происхождение

воспреобладавшие над всеми прочими элементами Румыны. Но Славян между Даками-

Румынами было и до сих пор есть не меньше, как было наших Русичей между

коренными Литвинами.

Торговое сословие образовали там Греки, Армяне и Жиды, как в древней Польше—

Немцы, вместе с Армянами и Жидами, а подонками всего населения были Цыгане.

Находясь между двух великих сил, християнской и магометанской, постоянно

споривших за обладание дунайским, днестровским и днепровским Черноморием,

Волощина носила на себе отпечаток той и другой силы. Воители реформированной

поидумейски веры Моисея и Иисуса не могли шагнуть за Мультаны и Волощину с

мечем, искавшим Божией правды в скрещении своем с мечами иноверцев,—не могли

потому, что защитники христианства в этой небольшой стране стояли против них

упорнее, чем в обеих Империях, разделивших между собой цивилизованный свет.

Упорство обходилось Мультянам и Волохам не дешево. Магометанский меч,

скрещенный здесь ради Божией правды с христианским, губил цвет населения края, а

менее стойких захватывали вассалы

.

125

Турок Татары, для продажи на европейских и азиатских базарах. Но подобно тому,

как разреживаемый воздух тянет к себе густой; подобно тому, как наша Малороссия,

llossia bassa итальянских географов, тем сильнее влекла в себе колонистов из

соплеменных и немецких стран, чем больше гибло их в защите плодородной почвы,—

Волощина, равно как и Мультаны, населялась новыми искателями нового счастья по

утрате старого. Редко встречаемое в других странах разнообразие пришельцев делало в

Водощипе то, что днепровский Украинец, днестровский Подгорец, Подолянин,

Волынец и Белорусс, и даже Полякъ—находили между Днестром и Дунаем, в смысле

этнографическом, как бы другую родину. С нами, Малоруссами, этот край соседская

враждебность разделяла, а наше вечное искание хоть ггргиои, абы йншои доли—

связывало. Волощину мы даже воспевали, как замену родины, подчиненной

пришельцам Ляхам:

Бувай здорйв, ЛИИЦЫИИЙ краю!

Вже ж я тебе покидаю:

Ой пийду ж я в Волощину,

И там же я не загину,

В Волощини щири люде,—

И там мени добре буде.