Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

прибавляет, что его съели собаки, осталась только голова и рука, так трудно было

подступить к нему осаждавшим Богуна.

„Козаки* (разсказывает Оевецим) „взяли знамя воеводы и оба намен# хоругвей.

Хоругви отступили в беспорядке к замку, который между тем заняли драгуны, и

расположились вокруг его укреплений, но сильно страдали от выстрелов козацкой

артиллерии. Потом уже отыскали Лянцкоронского, который, выкарабкавшись из

проруби, лежал на льду, избитый прикладами козацких самопалов, и он отправил к

гетману гонца, чтобы спешил с главным войском.

Но рассказу Анонима, Винница была полна поспольства, сбежавшагося отовсюду

для козацкого промысла, так как в это Смутное Время Польского Государства села

перебирались в местечки, и от того местечки делались многолюдными городами. О

Богуне он говорить, что эго был человек отважный во всех, случайностях войны; что,

при своей отваге, он был и разумен, и счастлив, как это редко соединяется в одном

человеке. О его неутомимой деятельности и удальстве мемуарист говорит с удивлением

и даже с любовью. Очевидно, что он выражал чувства расеказчиков-шляхтичей,

относившихся к этому козаку с рыцарским уважением. Богун (пересказывает Аноним)

выслал к гетману чернеца для переговоров и, воспользовавшись проволочкою трактата,

выкрался ночью через прилегавший к замку монастырь с тремя сотнями комонника за

Бог, чтоб разведать, не идет ли к нему от Хмельницкого подкрепление. В то же самое

время и паны отправили подъезд на рекогносцировку. Панский подъезд был сильнее

козацкой чаты, и Богун, столкнувшись с ним, побежал к Виннице. Жолнеры узнали его

среди Козаков по блестящему при месяце панцирю, и лучшие бойцы напрягали все

силы, чтобы схватить живым знаменитого полковника. Богун уходил, обняв шею

своего чубарого коня, а когда его заскочили и схватили за плечи, он стряхивал

жолнеров так, что те падали с коней. В такой борьбе набежал Богун на одну из тех

прорубей, которыми недавно обманул панов, и погрузился было в воду, но добрый конь

вынес его из западни. Думали, что ледяная ванна охладит его боевой пыл; но на

рассвете сам он атаковал панскую чату, и потом видали его всюду за ретраншаментами

на чубаром коне. Узнав издали, паны спрашивали его о здоровье, и Богун благодарил,

что ему от-'

180

,

платили за купанье купаньем. „Так мужественные кавалеры беседуют и бьются*!

восклицает Аноним.

ИИо сказанию того же мемуариста, Богун укрепил город, замок и монастырь таким

образом, что мог безопасно перейти из одного места в другое, и свое

фортификационное искусство сосредоточил на монастыре, занимавшем сильную

позицию.

Об этого сочувственного противникам и уважаемого ими воииа-козака разбился,

как увидим. Калиновский в своей кипучей, но безтолковой завзятости.

Он пришел к Виннице 11 марта и расположил войско на позициях, но, поджидая

артиллерии, не предпринимал военных действий. Войско стояло день и ночь в строю.

Козаки, не доверяя своим силам, .в полночь с субботы на воскресенье зажгли город во

многих местах и заперлись в монастыре. Тогда паны вступили в город и, лишь только

рассвело, пошли на приступ. Бой длился, с небольшими перерывами, целый день в

воскресенье и всю следующую ночь ко вреду осаждающих. В понедельник, однакож

козаки покинули первую линию палисада и сомкнулись во второй линии своих

укреплений. С наступлением ночи, на них повели приступ со всех сторон, при

непрерывной пальбе. Они мужественно защищались огнестрельным оружием, косами,

дубьем, каменьем. Борьба продолжалась до полуночи. С обеих сторон погибло много

людей. Ни та, ни другая сторона не торжествовала.

Богун повел с панами переговоры, очевидно, желая выиграть время. С панской

стороны было сделано козакамх гордое предложение—выдать пушки, знамена и

полковника Богуна. Козаки предлагали панам 4.000 волов, соглашались наконец, ио

уверению Освецима, выдать пушки и знамена, но выдать полковника, или кого-либо из

старшины отказались на отрез.

Здесь паны прибегнули к такой хитрости, которая должна была в случае удачи,

только создать новое препятствие к примирению польского элемента с русским,

панскаго—с козацким, в придачу к тысяче уже наделанных ими самими и в

особенности их руководителями, ксендзами.

Освецим пишет следующее: „Переговоры кончились тем, что козаки обязались

возвратить взятые у нас знамена и удовлетворить житомирского старосту (Тяшковича),

имущество которого они разграбили, а также возвратить лошадей, взятых у нас в

стычке у прорубей, или уплатить их стоимость деньгами. Когда эти условия были

заключены, ови требовали, чтобы войско наше очистило поле передъ

.

181

монастырем. Жолнерам действительно было приказано отступить с поля и укрыться

в замке, а также в улицах и среди домов в городе, но оставаться в строю.

Предполагалось употребить следующую хитрость: когда козаки выйдут из укреплений,

окружит их в поде со всех сторон и потребовать выдачи старшин и оружия, а если не

согласятся, разгромить их окончательно. Намерение это не удалось исполнить*....

Начались новые переговоры. Участник оеады Винницы, Гулевич, писал к приятелю,

что после неудачного покушения к ночному бегству с 12 на 13 марта, козаки, к вечеру

13 числа, просили о помиловании. Гетман (продолжал он) послал на переговоры меня и

брацлавского подстолия, Ревуского. Начали мы трактовать уже в сумерки. Трактовали

часа четыре под самими их валами, и кой в чем согласились. На утро рано—опять, и

было постановлено, что они отдадут хоругви, армату, лошадей, дадут заложников и

разойдутся по своим домам, с тем чтобы не поднимать больше руки против

королевского войска.. Отдали после того хоругви, которые мы и получили, получили

также и часть лошадей, но армату они хотели оставить на месте уходя. Заложниками

взяли мы четырех весьма хороших сотников. Сверх того, присягал как сам Богун во

всякой верности, так и войско, и когда все это было уже выполнено, козаки, неизвестно

по какой причине, вернулись к своему упорству. Опять несколько дней драка; потом

вторично просят о помиловании. Пришли мы снова под валы, я брацлавский подсудок

и стражник Замойский. Но изменники показали себя изменниками и, вместо

приветствия, убили-гетманского трубача и моего хлопца. Думаем так, что это было

делом или—чернецов, которые с ними сидят, или шляхты, которой у них 70 человек:

ибо эти— или боятся за свою шкуру, или по крайней мере того, чтоб их не узнали,

когда выйдутъ*.

То, что в этой реляции говорится о хоругвях, о лошадях, о заложниках, очевидно,