Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

двоякое назначение; но, без таких понудителей, как Татары, нс сделал бы Козацкий

Батько на своей карьере больше Павлюка, Скидана, Острянина и Гуни. Татары в

походах старого Хмеля играли важную роль не столько в смысле подкрепления

козацких сил, сколько в смысле водворения в козаках „воли и думы единой", то-есть в

смысле террора. И желтоводским, и корсунским победителямъ—умирать от дяшеской

сабли и немецкой пули, картечи, бомбы казалось не столь ужасным, как попасть в

татарские лыка вместе с козачками и козачатами. Без татарского побратимства,

козацкое скопище давно бы уже не существовало: оно—или бы-

*) См. Костомарова „Богдан Хмельницкий", азд. 4, т. ИИ, стр. 312. т. ш. 28

218

ло бы рассеяно такими полководцами, как Вишневецкий и Чернецкий, или

разделилось бы на ся, подобно сподвижникам Наливайка, Жмайла, Тараса Федоровича,

Павлюка, Остряницы. Того мало, что хан своим присутствием ставил козацкия

полчища в необходимость идти на бой: Татары отрезывали им путь к бегству, и нередко

гнали папское войско одним своим криком.

Положение наших добычников па прославленных и опозоренных Збараже-

Зборовских равнинах становилось затруднительным. Край был опустошен войною

1649 года, а в прошлом году саранча съела полевые урожаи. Съестные припасы

доставлялись издали. В козацком войске, как и в панском, открылась повальная

болезнь, и в то же время начал чувствоваться голод. Хмельницкий берег харч\ на время

боевое, и только по временам лакомил хищных деток своих жаковапьем возов. Но

„кримський добродий® приближался; пилявецкия сцены трехсуточного пира оживляли

козацкое воображение, и поднимали козацкий дух из упадка.

Слух о намерении Козаков отступить в Киевщину и продлить кампанию паны

приписывали изобретательности Хмельницкого. Гораздо вероятпес, что этот слух был

проявлением общего чувства казацкой массы, всегда готовой разбежаться, когда нечего

было жечь и грабить. Иначе—по долетел бы до пас из позабывшей себя старины

козацкий вопль:

Ой ради б мы вернутися,—

Гстьман не пускає!

Чтб касается до козацких вожаков, пс исключая и самого Хмельницкого, то надобно

отдать честь их раясчетливости: выступая в поход, онп всегда намечали и обеспечивали

себе дорогу бегства— если не в христианскую, то в мусульманскую землю. Так

объясняют и быстрый поворот Казацкого Батька от задуманного с Ислам-Гпреен и

Киселем похода к набегу на Волощину. Если это объяснение справедливо, то

Хмельпицкий, отвлекши хана от Московской войны своими каверзами, являлся теперь

в некотором роде спасителем царя от ляхо-козако-татарспого нашествия. Не мог

простить этого плут ордыпец плуту козаку, и приготовился так пли иначе отомстить

ему за недочет в широко рассчитапной добыче, а пожалуй—и за потерянный случай к

восстановлению двух татарских царств.

Было у Иелам-Гпрея и другое побуждение к задуманному коварству; а коварством

он даже тщеславился в переделках с джа-

ОТДАДЕШЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ.

219

вурами: султан повелел ему, наследнику древней кипчакской славы, „хорошо

править конемъ" на службе беглому рабу татарских пленников, польских панов.

Ослушаться своего сюзерена было бы не безопасно; ощетиниться против

стамбульского калифа-султана бы-ло бы греховно. Но мужество и робость,

победоносный разум и позорное затмеиие ума ниспосылаются одним и тем же

Аллахом. Гак должен был размышлять уповающий сильно на Божию милость хищинк,

и, может быть, этим размышлением предрасположил себя к бегству из-под Берестечка.

В то время, когда король вступал в лагерь под Сокадем, хан стоял уже над Днепром.

Там отдыхал он три дня и разделил Орду на три войска. Первое войско, распадавшееся

на две половины, составляло правое и левое крыло главного иолчшца, заключавшего в

себе две трети Орды. Во время пути, главный корпус шел в ровной линии с крыльями,

делая шесть миль ежедневно, без остановок, но каждый час все войско

приостанавливалось на 15 минут, чтобы копи перевели дух. В это время Татары

сходили с лошадей и, исправив, что кому было нужно, летели „гневом Божиим

саранчою" дальше.

Но мере того как Нелам-Гирей приближался с востока, Хмельницкий подвигался к

северу, чтобы заслонить Орду от панских подъездов и сойтись в походе с союзниками.

Когда таким образом Татары достигли Винницы, он подвинулся на Колодииское поле и

сделал там свою главную квартиру. Оттуда двинулся он с частью войска к Вишневцу, из

Вишневца протянул свои посты до Казимирова, и распустил чаты к Стыру. В это самое

время передняя стража татарская, под начальством султан-нуредднна, пришла к

Вишневцу. Хмельницкий выехал из Вишневца со всеми полковниками приветствовать

хапа, встретил его под Лябишином, и вместе с иим въехал в татарский кош при

восклицаниях Орды. Загребатель жару чужими руками был счастлив: 100.000 отборных

Татар готовы были к его услугам. Оставалось только выкурить польских пчел и

выбирать мед, как под ГГилявцами. Кони и люди были у Татар в наилучшем виде,

повиновение беям и мурзам полное, в батовах большой запас провизии, и по пути не

сделали они в козацкой области никакого грабежа. Словом, татарский хан явил свою

орду образцом и для козацкой, и для панской орды.

На пространстве между Сокалом и Колодным стояло теперь три силы готовые к

бою: образцовый хан с двумя братьями соправителями своими, с отборною Ордою, с

беями, агами, мурзами;

220

.

козацкий гетман со всем, что мог вывезти из Украины соблазном и террором, и

король с министрами, с большею половиною светских сенаторов и почты со всей

коронной шляхтою; а бой предстоял теперь уже не за козацкия вольности, давно

завоеванные, не за татарский гарач, возмещенный с лихвою, а за две христианские

веры, из которых одну предоставлялось магометанину возвысить, а другую унизить.

Обезпечив себя Татарами, Хмельницкий имел все шансы для торжества над панами

в небывалом еще богословском диспуте; но, прп всей своей радости, скоро почуял, что

играет в рискованную игру. Ислам-Гирей дал сму заметить, что между ними нет

прежнего согласия. Хану была не по сердцу дружба Козаков с Турками: козаки, чего

доброго, могли сделаться уздою на Татар в руках Дивана. Падишах уж слишком

настоятельно погнал его, перекопского и крымского царя, на помощь панским

бунтовщикам. По мнению Ислам-Гирея, Чингисхаповичам, а не Османам следовало бы

царствовать и в самом Стамбуле. Если не обман со стороны Хмельницкого в походе на

Москву, обещавшем хану так много, то помыканье крымским величеством чрез